Егор Фетисов. Пустота Волопаса. М.: Городец, 2021. — 384 с.

 


Михаил Гундарин. Фото из архива автора // Формаслов
Михаил Гундарин. Фото из архива автора // Формаслов

Роман Фетисова похож на написанный пастелью городской пейзаж. Нежные тона, легкая грусть, милые герои где-то в глубине едва обозначенных домов. Не верится, что они могут страдать всерьез. Еще одно сравнение — легкая, изящная приджазованная песенка про любовь. Ну да, разбила ее героиня сердце герою, но все ненадолго и как-то не всерьез.

Моралист сказал бы, что все описанные выше впечатления — иное имя для духовной пустоты, которая окружает наших молодых (и не только) современников. Нежелание принять жизнь такой, какая она есть, инфантилизм, склонность к выдуманным схемам (почерпнутым из массовой культуры)… Да, все это и про героев Фетисова. И — о ужас! — автор отнюдь не осуждает своих героев. Он смотрит на них с легкой грустной усмешкой. С необидной иронией («пустота» не зря попала в заголовок!). Читателям тоже легко и грустно. И главное — узнаваемо!

А вот и собственно городской летний пейзаж, встречающий нас на первых страницах. Очень важный для понимания книги! Он отнюдь не безмятежен, но в нем есть не столько тревога, сколько нервозность — и это не случайно. «У меня нет принципов, у меня есть только нервы», — говорил японский классик, умерший от своей руки совсем молодым. Героев Фетисова тоже никак не назовешь принципиальными, но их нервы не обожжены, они тонко и красиво вибрируют вместе с ритмом городской жизни.

«Парень с айфоном и девушка с фарфоровыми руками были единственными, кто сидел на открытой террасе, остальные предпочитали занять столик внутри, в полумраке, прохладу которого обеспечивали кондиционеры, потому что на террасах, ютившихся на лишенных зелени тротуарах, воздух оставался тяжелым и влажным, не спасал даже ветерок, временами долетавший с залива. Старики со щелчком открывали баночки с валидолом, жаловались на сердце; по улицам, включив сирены и мигалки, пролетали машины скорой помощи.
Молодежь раздевалась, насколько позволяла стеснительность, и парни все как один надевали солнцезащитные очки, чтобы спрятать взгляды, скользящие по женским округлостям и впадинкам. На стеклах охлажденных бокалов блестели капельки воды, быстро прогревавшиеся как морская вода на мелководье, вдоль берега, там, где она покрывает щиколотки, но еще не доходит до колен, и где можно лежать на спине и смотреть в застирано-голубого, выцветшего цвета небо, если не боишься соленой пелены в глазах, когда мелкой волне все-таки удается захлестнуть лицо, ласково, как будто умывая с утра маленького ребенка».
Жарко. Скоро грянет гроза — и в жизни героев тоже. Но будем спокойны за них.
Итак, в Питере (ну конечно, где ж еще!) живет пара молодых представителей «креативного класса». Автор подчеркивает их слабую вовлеченность в реальность и быт постоянно. Он, Антон со странной фамилией Македонов, — переводчик и литератор-неудачник — более слаб и инфантилен, зато и любит ее, Варю, — сильнее. А она, хоть и изменяет ему, (по-деловому, как бы между делом), тоже по-своему любит. Хотя (сколько таких случаев может припомнить каждый из нас) карьера для нее не менее важна (Варя — художник). Но мало того, третий человек в этом треугольнике тоже отнюдь не злодей. Тоже — интеллигент. С этого все начинается. Дальше будут метания и приключения и, конечно, разговоры.

Разговоры у них ведутся разные, но вполне в рамках повестки, общей для таких ребят во всем мире. Например — экология, или животный мир.

«Так вот, про китов. Я читал про самого одинокого кита в мире. Он уже почти тридцать лет плавает в океане и разговаривает с кем-то на частоте какой-то ненормальной, по-моему, она раза в два выше, чем у синих китов или финвалов. Его еще называют “пятидесятидвухгерцевый кит”.

— С ума сойти, — удивилась Варя совершенно ровным тоном, нахлобучивая македоновскую бейсболку на голову персонажу. — А с кем он разговаривает?

Набросок ей чем-то не угодил, она выпрямилась, шумно выдохнула, бросила на Македонова укоризненный взгляд, как будто он был причиной постигшей ее неудачи, скомкала бумагу, бросила под раковину в мусорное ведро и наконец достала из холодильника яйца.

— В том-то все и дело, что неизвестно. У других же китов частота другая. Стало быть, они его не понимают. Может, он поет что-то или читает вслух стихи, какие-нибудь древние, японские или китайские стихи, которым не нужны рифма и размер».

Думаю, такие диалоги украсили бы любую голливудскую мелодраму «про современность». Но кроме того, кит является ключевой метафорой книги. Он модный. Он большой. Он одинокий, и это так мило…

Само собой, герои пытаются вырваться из замкнутого круга, уезжая то за границу, то вглубь России, то впадая в детство. Вообще — пытаясь осмыслить свои поступки, вообще думать о чем-то большем, чем готовые культурные формулы или окружающий их не вязкий, но как будто полупрозрачный быт… Но с рефлексией у них плохо. Предпочитаю думать, что именно у героев, а не у автора, к счастью, все же не напрягающего их не свойственными таким людям размышлениями о Вечности и Судьбах России (появление неких «православных боевиков» с битами выглядит, на мой вкус, надуманным). Не стоит делать трагедию и даже драму из жизни, драмы не предполагающей.

Такая жизнь — диагноз, но не приговор. Так можно жить десятилетиями. Иногда хочется пожить именно так, если и страдая, то почти по-настоящему, но все же не впадая в тоску. Если сталкиваясь с неприятностями — то так, чтобы они были подобны легкой летней грозе в антураже питерских архитектурных красот.

«Сначала он не услышал ни звука и решил, что Варя, наверное, выключила запись на айфоне, но потом до него долетел плеск воды, и где-то вдалеке заплакал ребенок, или мяукнула кошка, потом все затихло, только чайки пытались перекричать шум прибоя. И опять — тоскующий голос, голос маленького ребенка, издающего нечленораздельные звуки, от которых у Македонова пробежали мурашки по коже. Он вдруг отчетливо понял, что происходит с Варей и куда ушло чувство к нему, Македонову, из ее взгляда. Сюда, в океан. Детский голос, шедший из нечеловеческой дали, на самом деле был пением. Это пело огромное, древнее, заросшее ракушечником существо, чьи предки застали динозавров».

Эта поющая хтоническая тварь — она не страшная, она из кино, из комиксов, из культурного бессознательного эпохи, откуда автор почерпнул и образы героев, и все, что с ними происходит. Почерпнул — и уловил в своей книге, очень летней и эстетской, какой-то один, но важный штрих нынешнего zeitgeist.

Михаил Гундарин

 

Михаил Вячеславович Гундарин родился 30 октября 1968 года в г. Дзержинске Горьковской области. Закончил факультет журналистики МГУ имени Ломоносова. С 1991 года преподает в вузах, кандидат философских наук, доцент. Активно занимается литературной критикой, еженедельно публикует в социальных сетях свой блог #5гвоздейвкожаныйпереплет. Автор нескольких книг стихов и прозы, многих журнальных публикаций («Новый мир», «Знамя», «Дружба Народов», «Сибирские Огни», «Урал», «Юность» и мн. др.). В 2021 году выпустил книгу «Солнце всходит и заходит. Жизнь и удивительные приключения Евгения Попова, сибиряка, пьяницы, скандалиста и знаменитого писателя». Член Союза российских писателей и Русского ПЕН-центра.

 

Редактор Михаил Квадратов – поэт, прозаик. Родился в 1962 году в городе Сарапуле (УАССР). В 1985 году закончил Московский инженерно-физический институт. Кандидат физико-математических наук. Проживает в Москве. Публиковался в журналах «Знамя», «Волга», «Новый Берег», «Новый мир», «Homo Legens». Автор поэтических книг «делирий» (2004), «Землепользование» (2006), «Тени брошенных вещей» (2016), «Восьмистрочники» (2021). Победитель поэтической премии «Живая вода» (2008). Финалист Григорьевской поэтической премии (2012). Автор романа «Гномья яма» (2013). Рукопись сборника рассказов «Синдром Линнея» номинирована на премию «Национальный бестселлер» (2018).