6 июня 2021 завершился Международный литературный конкурс «10-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии – 2021», а за три дня до этого «Формаслов» обнародовал список тех, кто, по нашему мнению, обязательно должен быть отмечен наградой. Поскольку мы журнал, а не туристическое бюро, то и награда у нас выражается в публикации, а не в круизе по Средиземному морю. (Уверена, что каждый из 12 наших чемпионатовских любимчиков такого приключения достоин.)
Любопытно было бы отметить некоторые закономерности. Марианна Боровкова в своем обращении к свету использует тот же образ иволги, что и Ольга Де, но если у Боровковой иволга, почти осязаемая и явно теплая, — символ принятия нынешнего, то иволги Ольги Де, скорее, воплощают позолоту хрупкого прошлого. Александр Оберемок и Ольга Гуляева по-своему осмысляют космогонические задачи: у первого дихотомия добра и зла решается исключением ее за скобки, а у второй волхв, звукопорожденный из тамбовского волка, движется от обыденности к чуду. Александр Михеев и Вадим Смоляк — рыцари иронии: если Смоляк интонационно наследует Саше Черному, то михеевская сеть аллюзий отсылает читателя к опыту современников, например, к Александру Кабанову и Алексею Остудину. Текст Глаши Кошенбек обращается к советской киноклассике и делает это невероятно свободно, без сюсюканья, зато с уместной полудетской лексикой. Стихотворения Елены Дорофиевской и Ирины Чудновой говорят о голоде: голоде страсти, темном и гиблом (Дорофиевская) — и голоде ярости, источник которого — хищная глотка войны (Чуднова). Остальных призеров объединяет Холод — холод от касания смерти, от соприкосновения с непознанным (Юлия Шокол), холод как необжитое и пока еще чистое состояние духа (Алена Рычкова-Закаблуковская), холод как отраженная от снега неприкаянность (Вадим Гройсман).
Евгения Джен Баранова
Чемпионат Балтии по русской поэзии – 2021 // Приз симпатий журнала «Формаслов»
Марианна Боровкова
Смотри на свет
Смотри на свет и глаз не отводи:
Пока щекотно иволге в груди,
Оттаивает сердце понемногу.
Где выгорает прошлое дотла,
Неспешно просыпается ветла
И примулы выходят на дорогу.
И мир велик, и небеса в огне,
И только стая веток в вышине
Царапает лазурную изнанку.
Плутает по земле звериный след,
Лесной овраг до косточек прогрет,
Лишь кое-где подкрашен серебрянкой.
Вот-вот и всё на свете зацветёт,
На глади вешних вод качнётся лёд,
Осоки зазвенит струна тугая.
Чужая жизнь висит на волоске,
Но кто-то держит волосок в руке,
Надёжно держит и не опускает.
Промокнут ноги — стой, не уходи
Заботы повседневной посреди,
Дыши и жди безоблачной погоды.
Прислушиваясь к дальним голосам,
Держись за воздух, камешки бросай
В холодную простуженную воду.
Не говори ни «здравствуй», ни «прощай»,
Едва трава достанет до плеча
И звёздная жар-птица клюнет в темя,
Перемолчи листву и синеву,
И осторожный колокольный звук,
И от щедрот отпущенное время.
Александр Оберемок
Лишний мир
заратустра сидит у огня и готовит грог,
а у ног золотистый барашек всё скок да скок,
заратустра выходит на солнце, но видит тьму,
и звезда ослепляет больные глаза ему
на торговом пути чайхана, караван-сарай,
магомет предлагает шашлык, налетай давай,
позвоню, говорит, заратустре, халва сладка,
но легко разряжается сорок седьмой ака
иисус у воды колобродит туда-сюда,
он ловец человеков, но очень мутна вода,
не прикормлено место и сети видны едва,
человек не клюёт, а клюют караси, плотва
а над всеми покоится небо, где гладь и тишь,
а под небом живёт человек, пробегает мышь,
разбредаются божии твари, им несть числа,
и никто никому не желает добра и зла
Ольга Гуляева
Поезд на Вифлеем
Минус одиннадцать, снежно, погода — во!
Стоит на Казанском вокзале тамбовский волхв;
Купил бутерброд, ему разогрели, съел,
И вот он садится в поезд на Вифлеем.
Гугл открывается, радуясь ста нулям
И единице. Поезд везёт землян
По городам, по воздуху, по полям.
В поезде запах чая, хлебов и рыб.
Волхв из Тамбова в пещеру везёт дары,
Дремлет на верхней полке и видит сон,
Спит и во сне улыбается всем лицом.
Поезд приходит на станцию Вифлеем,
Здесь выходить из поезда надо всем.
Волхв на вокзале, видит — два мужика —
Курят о чём-то, держат дары в руках.
Подходит, приветствует, вроде бы ни о чём:
— Я из Тамбова, с любовью, а как ещё.
Я, говорит, из Тамбова, а вы волхвы?
Они говорят:
— Не знаем.
— А кто же вы?..
— Мы вообще не в курсе, какой Тамбов,
Мы и не знаем, что завтра родится Бог.
Небо темнеет, вспыхивает звезда,
Трое решают: надо идти туда,
Где светится Гугл сотым своим нулём,
Туда, где Иосиф в Марию давно влюблён.
Надо идти туда. И они идут,
Ориентируясь на звезду
Александр Михеев
В Караганду
Чтоб не провалиться в “o muerte”
А. Столетов
Где мистраль заходит за сирокко,
На дороге — камень-алатырь.
Перед ним геракл одинокий
Разбирает чуждую латынь:
«Как пойдешь направо — morituri,
Как пойдешь налево — всё ништяк.»
(У него пятак по физкультуре,
А по иностранному — трояк).
Волнами плюётся галльский берег,
Воин притомился, что-то ест.
Козерог с капустой из америк
Пишет мейлы — как там lupus est?
Lupus est, пожалуйста, не каркай
И не вейся, кипиш не гони.
Нам латынь, как мёртвому — три парки,
Словно Зевсу — Anno Domini.
Путь не поспевает за прогрессом.
Lupus est-ы кушают и в лес.
Выйдешь в космос — будешь Геркулесом.
Выйдешь в люди — будешь Гриша Лепс.
Надпись размывается на камне:
Ubi bene — или — spiro dum?
Выпей с горя, пушкин, ну куда мне?
Взять кентавра и — в Караганду!
Юлия Шокол
***
мёртвый или живой
мужем или женой
кружится надо мной
так засыпают в сон
так засыпает слой
медленный земляной
свет ли бежит лица
кажется кружится
голос внутри скворца
выпой меня со дна
вымой как смерть одна
может когда она
поедом голодна
буду лежать лететь
летою литься всласть
потому что внутри творца
в горле у скворца
старая песня кончилась
чик-чирик-чиркнулась
Глаша Кошенбек
До свидания
у казака шашка у лошади подпруга
а костя инночкин лишился друга
неважно что друг был воображаемый
все равно сильно жаль его
машут кусты листвою и веточками
где ты где ты игорь омлетович
исчез испарился будто и не было
а ведь вроде как был в этом-то и дело
вот есть илья котлетович и тугарин фиолетович
но им не заменить игоря омлетовича
если пристально вглядеться в тугарина
захочется сразу ударить его
а котлетович не слышит ни черта
что ему расскажешь вот такая у него отличительная черта
иногда еще звонит дуб березович спрашивает как дела какдела
голос как у лошади у которой и подпруга и удила
тьфу, короче
игорь омлетович ты не пропал в это невозможно поверить
может сейчас ты ешь за закрытой дверью
может быть летаешь на личном чиже
может быть ужинаешь уже
или сияешь на первой странице
нет там другие ужасные лица
может ты с ними дружишь
ты же ничуть не хуже
или муштруешь голодную белку
или трансгрессируешься на стрелку
ужасы моро козявкам устраиваешь
и что-нибудь удваиваешь и утраиваешь
но никого по-настоящему не бьешь точно
что нет то нет против правды не попрешь и точка
эх игорь омлетович ноют травы хрустит хворост молчит космос
до свидания игорь омлетович шепчет инночкин костя
Вадим Смоляк
***
У менеджера среднего звена
Рассыпалось, монетами звеня,
Совсем еще новехонькое сердце.
«Возможно, это все из-за вина.
Возможно, это все из-за меня, —
Заметила супруга управленца.
— Не слушайте досужих небылиц,
Мы жили очень скромно для физлиц,
Подсчитывалась каждая копейка.
Пока одни воцапили из Ницц,
Я чатилась на форумах больниц,
И тут уже попробуй не запей-ка!»
Что ждет ее, бедняжку, впереди?
Знакомство с интересными людьми
И ложе пожилого коммерсанта,
И сладкое томление в груди,
Когда ей в спину шепчет: «Приходи!»
Охранник, так похожий на Ассанте?
А менеджер в хароновой ладье
Плывет по человеческой воде
В чертоги управленческого ада.
Он скоро пропадет незнамо где.
Скажи ему последнее «Адье!»
Пока пред ним ни в чем не виновата.
Алена Рычкова-Закаблуковская
Китай
ах эта дивная картинка
китай в снегу
где я в резиновых ботинках
на берегу
стою
а прямо над китаем
скользит река
и он пока не обитаем
он пуст пока
бамбук не тронут не встревожен
в лесу самшит
китай покамест невозможен и не обжит
зверьем и дикими богами
по закрома
во внутреннем моем китае
зима зима
Вадим Гройсман
***
Спи, не рассказывай белый секрет,
Вздрагивай — от холодов не спасут
Старенькой мантии клочья,
Платишь ли деньги за воздух и свет,
Пишешь ли письма в газету и суд,
Ставишь ли музыку ночью.
Разве что, если до мяса продрог,
Чайник с тифоном и чай гостевой,
Чистого жара червонцы.
Разве что мелочи — гвоздик, совок,
Песня и плач за молочной стеной,
Туфли, как чёрные овцы.
Воет метель за щелястым окном,
Зимняя улица в толстом снегу,
Ветер из волчьей утробы.
Маленький мир, неустроенный дом
В заговорённом неровном кругу,
Выше Рифея сугробы.
Кланяйся власти, молись нищете —
Две повивальные бабки потом
Вынут тебя из купели.
Что за слеза у тебя на щеке,
Капля весенней капели?
Ольга Де
Иволги
бабочка исподнее стирает
марлечку полощет по окну
банный таз щербатый скол по краю
золотые иволги по дну
ба не лей утонут ба утонут
глупая попьют да уплывут
баню тёплым вечером не топят
тающих капустниц берегут
голову клони клони пониже
косы до земли в неполных шесть
ба отстань мне мыльно я не вижу
дай мне чистой в лодочке в ковше
полотенце ветхое как небо
я большая ножками сама
пахнет свежей липой чёрствым хлебом
по плетню кувшинная кайма
в доме половицы и герани
научи подзор крючком вязать
расскажи про танки под рязанью
слово злое доброе рязань
расскажу потом про трёх медведей
после танков самое ага
завтра мамка с города приедет
будет нам обеим помогать
расскажу ещё хоть против правил
мамка б заругала позднотень
в автолавке едут пётр и павел
с двух сторон как хлеб кусают день
гребень гладит кудри до рассвета
засыпай да спи от сих до сих
полных сорок не зашепчешь где ты
и не бросишь иволгам монету
и не тронешь перьев золотых
Елена Дорофиевская
Тесто
ты ли ты ли тесто, моя невеста
приходи в мой дом, свято пусто место
запахом твоим зацветёт рубаха
принимай мои молоко и сахар
будем жить-тужить, чаять урожая
в закромах зерно с маслом умножая
заведём ягнят, впрок дрова наколем
душу обнажит вспаханное поле
под окном взойдут бархатцы и мята
ночь за ночью ты будешь мной измята
стану брать в сенях, в сене, у сарая
у криницы ждать, где трава сырая
подбери подол, расшнуруй сорочку
вылеплю твою плоть по завиточку
приставай к рукам, выбирая форму
напечём хлебов да детей накормим
приходи ко мне, рук моих желая
под моим ребром рана дрожжевая
к алтарю летят воробьи с окраин
у дежи стоит земледелец Каин
кровью да слезой разведя опару
создаёт себе
пару
Ирина Чуднова
Возрождение из пепла
словом «голод» вывернут гололёд
чтоб загробный рот освежила вода
как навылет пуля виску споёт —
ты не будешь голоден никогда
кто трёхлапому солнцу принёс обет
тот бессмертней яблока гесперид
стосковался по шагу несбывшийся след —
за чертой кромешной цикада звенит
тот ли станет нищ тот ли станет стар
кто от века в пасынках хромоты? —
загребай гефестов наследный жар —
сквозь огонь зияет цветок войны
сквозь металл бестелесная память сквозит —
след пера чернилен и невесом
мотылёк спасаясь свечи летит
тёплым ветром как вечностью светлой несом.
