Это подборка из авторов-участников «Липок», перенесенных с этой осени на следующую весну. Закончится ли пандемия к этому времени? Кто знает, время нынче такое хрупкое, зыбкое.
Наверное, лучше было бы включить как можно больше авторов. Наверное. Но я была вольна выбирать, и я включила те стихи и тех поэтов, которых люблю. Примерно с половиной, к слову, я как раз на этих самых «Липках» и познакомилась, других знала раньше.
Что их объединяет? Не могу сказать. Что общего у сторонника силлабо-тоники Константина Комарова и верлибристки Александры Шалашовой, действительно? Талант, наверное.
Вот они, мои сокровища, любимые и перечитываемые, вот, смотрите, как здорово.
Анна Долгарева
Ехал Грека через «Липки» // Стихи. Выбор Анны Долгаревой
Владимир Косогов
***
Покрути головой, поверти.
Не выходит? Живи взаперти
Неподвижного, тучного тела.
Где свернул не туда я с пути,
И у зеркала встал, обомлело:
Перекрученный злой горбун.
Выступает хребет-гарпун,
Голова на нем, как на пике,
Неподвижна, как ржавый флигель.
Но жива, ибо здесь — черта.
Разве мама такого любила?
Рифмоплета, страдальца, дебила
С пеной гнева у самого рта?
Как не гневаться, Боже ты мой!
Я кому этой долей обязан?
Покрути, поверти головой.
Думал зеркалом только наказан, —
А не жизнью прекрасной такой.
Антон Азаренков
***
Неслышно ковыляет человек.
Вокруг, колыша ветхий борщевик,
клубится снег. Ложатся покрова
на кровли, трубы, бани и хлева
(дрова, сараи, тряпки, конуры
и прочее скупое иудейство).
В прихожей собирается семейство.
Шипят говоруны.
Где мыкается бедная дочка?
Чем угощать священника, дьячка
и певчиих? Аль выгнали Дружка
и Муську из гостиной? Мужичка
позвали, Сашку с Костырей? Скажи
яму, шоб подсобил. А свечки?
На кухне вчетверо по луковой дощечке
быстрей стучат ножи.
Сижу на лишней табуретке, разделив
сестру и мать — как дикобраз
какой-то — молчаливо: здесь табу
на разговоры. Лезет снег в избу
постылой панорамой, но белей
рассохшаяся краска крестовины
и на трюмо спадающие криво
лавины простыней.
Там пятна растекаются гвоздик.
Мы обступаем, будто борщевик.
Клубится ладан, сходятся лучи —
семь лезвий — в сердце. Мати, умягчи!
И полностью пропитанный покров
на зеркале. Стоим, не замечая:
спелёнутую куколку качая,
Кто высится, поправ.
Константин Комаров
***
Я никогда к тебе не прикоснусь,
как слово прикасается к бумаге:
на это мне не хватит нежных чувств,
сердечной глуби, бережной отваги.
Душе не хватит смертного старья —
так понял я, себя назад листая.
А ведь когда-то рядышком стоял,
впритык к тебе. Стоял-стоял и стаял.
И в горсть собрав свою немую грусть —
пустую и простую, как мычанье —
я никогда к тебе не прикоснусь,
как слово прикасается к молчанью.
Анастасия Кинаш
Переезд
Ехал Грека,
Ехал через реку.
Видит Грека – в речке этой брак:
Не качают воды её ветку,
Ивой обронённую во мрак.
Не играют водомерки в салки,
Не мелькают в глубине мальки,
Смотрятся неправильно и жалко
В той реке рыбачьи поплавки.
Это не про реку, не про руку,
Не про быстротечные слова.
Просто я всё чаще верю звуку,
Что остался, но уже едва
В голосе, в прочитанной вскользь строчке,
В стуке металлических колес.
Если жизнь – последняя отсрочка,
Что от нас останется всерьёз?
Грека едет, Грека осторожен,
Грека смотрит в марево реки.
Вдоль дороги влажный подорожник
Дальше – леса хрип и сорняки
А река ползет змеёй гремучей
Дальше
Дальше
Дальше
По прямой.
Грека крестится на всякий случай,
И свернув спешит к себе домой.
Сладкий страх запрятанный поглубже
В наши угловатые стихи.
Ночь чернее, коридоры уже,
За стеной шуршит хи-хи, хи-хи.
Это всё – исчезнувшие слоги,
Бывшие глаголы, мертвый пласт
Речи – первозданной и убогой
Сделанной не нами, но для нас.
Грека не вернётся. Мрак овражный
В реку заползает шелестя.
Что ты плачешь? В вечности бумажной
Слишком мало места для тебя.
Сергей Гоникберг
***
Здесь Отечество ль, чужеземье? —
Распахнул я своё окно,
Разрывает пространство-время
С треском нано-веретено,
И бреду я стезёю зыбкой
Мимо святых да скверных мест:
К колокольням путь торят плиткой,
В телевизорах пляшет бес.
Всё смешалось в глазах-оконцах,
Повтореньем веретена —
— Фотошоп это или солнце?
Ты не снишься ли мне, страна?
Оскудели ведь, одичали,
Перепутали верх и низ,
То впадали говном в отчаянье,
То на сахаре в рай неслись.
Удалая, мчит птица-тройка,
Презирая дорожный знак,
Смерть на палубе косит бойко —
Не сдаётся врагу «Варяг».
Безголовы, без рук, безноги,
Безъязык я вообще и нем.
Барабанным дождём осколки,
Вьются чайками между стеньг…
…Это всё дано в наказанье
За сомнение, что есмь жизнь —
В пыль разбитые изваянья,
Дамы, рыцари и пажи —
В нашем парке берёт кручина,
И в дорожки вросло быльё,
И тебе тяжело, мужчина —
Кружит облаком вороньё,
На асфальте лучи заката,
Ветер русских разносит прах,
И в ладони твоей граната.
Златый перстень остёр в руках.
Вот кино, плёнка хлещет звонко,
Обтюраторный треск цикад:
Ты герой, ты спаситель фронта;
Ты гранит, мрамор, известняк…
Аль хотел напрямки на небо,
Не познавши добро и зло?
А что б пел тогда, чтоб ты пел-то,
Развесёлый, но гордый клоун?
Не стяжал я пути до неба,
Псом безродным прожил всю жизнь,
То за костью татарской бегал,
То по девкам блудным тужил.
Выручай меня, птица-тройка,
В мыле кони борозды мнут,
Острым лемехом бронебойным
Разверзают бетонный грунт.
Под закатными небесами
Сладок в холоде зимний сон.
Я завёл вас, Иван Сусанин.
Останавливай колесо.
Евгений Дьяконов
Гербарий
Пошли за грибами,
но вместо грибов
собрали гербарий
из разных цветов.
Смеёмся,
ни капельки мы не грустим
и в книжку гербарий наш спрятать хотим.
У меня есть букварь,
а у мамы словарь.
У дедушки с бабушкой
книжка своя.
Её не читали ни мама, ни я.
Страничек там много-премного.
Толстенная книга.
Про Бога.
Мария Фроловская
***
Когда
по каналам пойдёт вода,
заливая Ленобласть, Тверь, поезда, коров,
и на вкус она будет, как кровь;
когда
просочится в любую щель, затечёт в подъезд,
и когда мы увидим, что целый город исчез,
будет поздно звонить в МЧС, мастерить Ковчег,
Будут рыбы кружить в голубом-голубом луче.
И распугивая кальмаров, скумбрию и медуз
мы рванёмся друг к другу,
и в этой позе, заученной наизусть —
мои рёбра легко переходят в твои,
лоб уткнулся в твоё плечо —
мы застынем на этом новорождённом дне,
мы завалимся парой камушков и монет —
только свет фонаря в окне голубым лучом.
Александра Шалашова
***
подумала а если упаду прямо теперь
расступится кто-нибудь разойдётся ли
или прямо на них
на ботинки кроссовки с чёрными запятыми пудровые лодочки рухну назад
не успев рук подставить под разбитый затылок
не успев придержать платья
задравшегося до бёдер
не успев разомкнуть запекшихся губ
а как разомкну – всё выговорю
даже никак не дававшиеся аффрикаты:
цветут цветут клумбы александровского сада ничем не пахнут
хоть наклонись близко-близко к листьям цвета кровавых бинтов
