Кажется, что в наше время фигура поэта становится все более осколочной — часто стихи, словно фрагменты метеорита, откалываются от космической основы и остаются лежать, разрозненно и фрагментарно, под пыльным музейным стеклом, доступные только для увлеченных, вынутые из контекста. И какое же счастье, что есть в России поэтические явления, которые масштабно вписаны в жизнь! Общество, выхолощенное ощущением своей малости, незначительности и окруженное неправдами телевизионных стен, соскучилось по прямому разговору. Ему необходимы фигуры, которые легко управляются со скальпелем и взрезают фурункулы на теле страны, но делают это не из усталости и злости, а из какой-то раздраженной любви — потому что любовь их глубока, но вынуждена сталкиваться с постоянными препятствиями. Игорь Иртеньев именно такой поэт. Он говорит с аудиторией остро, афористично, метко и с иронией. Но поэзия его не сводится к сатирической или юмористической. Она многогранна. В ней совмещается лирическая открытость, формальная прямота, гражданский пафос, внимание к отдельному человеку, сопряжение низкого и высокого. Сбитый летчик уходит в ночное пике, но пока еще не разломан краеугольный кирпич миропорядка.
Анна Маркина
Игорь Моисеевич Иртеньев родился в 1947 году в Москве. Закончил Ленинградский институт киноинженеров и Высшие театральные курсы. С 1993 по 2003 год — главный редактор иронического журнала «Магазин». С середины 80-х годов до начала 90-х был одним из основателей, а затем и председателем клуба «Поэзия», куда входили самые известные поэты московского андерграунда. Участник и ведущий популярных телевизионных передач. Лауреат множества литературных премий, автор более 20 поэтических книг. Стихи переведены на основные европейские языки. Живет в Москве и Кармиэле (Израиль).
Игорь Иртеньев // Буря ли мглою ли небо ли кроет
***
Пряча дряблые плечи в старом любимом пледе,
вороша догорающие угли в камине,
сбитый летчик неспешно с ярмарки едет.
Благодаря шагнувшей вперед медицине,
а также преференциям разного толка,
плюс приличной страховке и целому ряду льгот,
поездка обещает затянуться надолго,
уж точно, не на один год.
С заездом в разные экзотические страны
в компании таких же экс-покорителей неба,
придирчиво инспектирующих местные рестораны
и обсуждающих достоинства туземного ширпотреба.
Но вот угли, вспыхнув последний раз, догорели,
и сбитый летчик, в связанном дочкой любимом ночном колпаке
под цвет его теплой пижамы, поудобней устраивается в постели,
привычно входя в пологое ночное пике.
***
Буря ли мглою ли небо ли кроет,
Деве цирюльник подмышку ли броет,
Ход ли вершится планет,
Ветра ли ищет оратай во поле,
Все происходит по Господа воле,
Хочет Он сам или нет,
То есть в достаточной мере случайно.
В этом и кроется главная тайна
Прочих бессчетных опричь,
В этом и есть основная загадка,
Миро, как сам Он считает, порядка
Краеугольный кирпич.
Тронешь его — все посыплется разом,
Тут не помогут ни воля, ни разум.
С помощью Божьей Своей,
Как и чего, и откуда берется,
Как-нибудь Он и без нас разберется —
Жалких, ничтожных червей.
Только на это надежда одна лишь
Наша с тобою, мой бедный товарищ,
Брат мой, племянник и зять.
Если же вдруг разбираться не станет,
Тут-то с тобой нам кирдык и настанет.
Чтобы сильней не сказать.
***
Иду шагами семимильными
Я по Фирсановке родной,
И ангелы с крылами пыльными
Кружатся молча надо мной,
И старый Бог, угрюмо варящий
Густой свой мировой бульон,
А также прочие товарищи,
Которым имя — легион,
Кружат, газетами вчерашними
Обмахиваясь на лету,
Над нераспаханными пашнями,
Всё набирая высоту.
И во вселенском этом мороке,
Где никому никто не рад,
Лишь Гойя с Босхом, взявшись за руки,
Со мной шагают на парад.
***
Не знаю даже как признаться мне в этом, Отче,
Хотя, с другой стороны, если не Тебе, то кому,
Недавно я тут, это самое, соседа, короче,
А как все получилось, и сам до сих пор не пойму.
Причем ничто, как говорится, не предвещало,
Зашел к нему футбол посмотреть — наших с сербами,
Взяли «Гжелки» по ноль пять для начала,
С литра вроде, казалось, ну хер бы нам?
Согласен? Вот видишь, и я про то же,
Есть что сказать нам друг другу на тему эту.
А потом вдруг ни с того ни с сего, ты только прикинь, Боже,
Заспорили, Ты все-таки есть или Тебя нету.
Спорили, не соврать часов шесть,
Он говорил — нету, я — есть.
Сам-то как считаешь?
Не знаешь?
А кто ж тогда этот мир сотворил?
Карлсон, что ли, который живет на крыше?
А насчет соседа — я Тебе ничего не говорил,
А Ты не слышал.
***
Пока вы там валялись в койке,
Кто просто так, а кто с женой,
Я словно демон перестройки
Активно реял над страной.
И ускорение, и гласность —
Все было мне тогда внове,
Еще не воцарилась ясность
В моей кудрявой голове.
Летел я вслед за Горбачевым
Из ниоткуда в никуда,
И не представить нипочем вам
То ощущение, когда
Свистит в ушах попутный ветер
И вскачь несутся облака,
А снизу вслед вам машут дети
Еще советские пока.
***
Вода тихонько капала из крана,
В гостиной били старые часы,
Пи*да Иванна принимала ванну,
Отвал Петрович подстригал усы.
Потом на кухне кофе вместе пили,
Играя увлеченно в города,
И как всегда, часы в гостиной били,
И как обычно, капала вода.
Напрасно Киселев с телеэкрана
Войной народ зашуганный пугал,
Пи*да Иванна принимала ванну,
Усы Отвал Петрович подстригал.
И монотонный этот ход событий
По жизненной затоптанной тропе
Им не сулил особенных открытий
И ярких неожиданных ЧП,
Пока, привычно выходя из ванной,
Отвал Петрович вдруг в один из дней
Не обнаружил труп Пи*ды Иванны
И Мойдодыра голого на ней.
***
На свет однажды вылез глист,
Покинув вечный мрак,
Он был известный приколист
И выпить не дурак.
К тому же этот самый глист —
Господь соврать не даст —
Был телом бел, душою чист,
И разумом горазд.
Да плюс изысканный эстет,
Каких не встретишь тут.
Всегда с иголочки одет
И с ниточки обут.
…Надев от Зайцева пиджак
И повязав фуляр,
Наш глист отправился в «Жан-Жак»,
Где в воздухе угар
Висит неподцензурных дум
И пламенных речей,
Где мечет стрелы вольный ум
В кровавых палачей.
Но в миг, когда он в тот угар
Практически входил,
Ему решительно швейцар
Дорогу преградил:
«Хоть внешний вид ваш и казист,
И выдержан дресс-код,
Вы внесены, как глист, в стоп-лист.
На весь текущий год.
Никто не в силах вам помочь,
Чтоб вы сюда прошли,
Так что ступайте лучше прочь,
Откедова пришли».
И покраснел наш глист, как рак,
От гнева и стыда,
И погрузился вновь во мрак
Теперь уж навсегда.
