Лауреатом Нобелевской премии по литературе 2020 года стала 77-летняя американская поэтесса Луиза Глюк (в разных источниках её фамилия пишется также Глик и Глёк). Премия присуждена за «её точный поэтический голос, своей суровой красотой превращающий индивидуальное во всеобщее».
Луиза Глюк (Louise Elisabeth Glück) родилась 22 апреля 1943 года в Нью-Йорке в семье еврейских выходцев из Австро-Венгрии: домохозяйки Беатрисы Глюк, урожденной Гросби, и Даниэля Глюка, изобретателя и бизнесмена. В 1961 году окончила школу Джорджа В. Хьюлетта в Хьюлетте, но из-за состояния здоровья не смогла поступить в колледж. Посещала поэтические семинары колледжа Сары Лоуренс и Колумбийского университета, где её преподавателями были Леони Адамс и Стэнли Кьюниц. В 1971 году сама стала преподавать поэзию в колледже в Вермонте, а в 1984 году стала старшим преподавателем кафедры английского языка Уильямс-колледжа в Массачусетсе. Также преподавала английский в Йельском, Бостонском и Айовском университетах. Живёт в Кембридже, штат Массачусетс.
Конец зимы
Над застывшим миром вскрикнула птица,
проснувшись в одиночестве среди чёрных ветвей.
Вы хотели родиться; Я позволил вам родиться.
Разве когда-либо моя печаль
препятствовала вашим желаниям?
Стремящиеся вперёд,
туда, где свет перемешен с тьмой,
жаждущие ярких ощущений,
как если бы вы были новым существом,
желающим выразить себя,
полные жизни, полные блеска,
ни на миг не задумывающиеся о том,
чего это будет вам стоить,
не способные понять, что мой голос
есть нечто отличное от вас самих –
в другом мире вы не услышите его
вновь с такой ясностью,
как в зове птицы или в крике ребёнка,
не отчетливое звучание, но только
неотступное эхо,
значение которого: прощай, прощай…
одна непрерывная нота,
связывающая нас друг с другом.
(Перевод Бориса Кокотова)
Время
Сперва чересчур, потом слишком мало.
Детство: болезни.
У постели маленький колокольчик –
волны его звона приносят маму.
Болезнь, серый день. В ногах постели
спят собаки, наверное, они всё знают
про детство: лучше не иметь сознания.
Дождь оставлял грязные потёки на окнах.
Я сидела с книжкой, рядом колокольчик.
Не слыша голоса, я вырабатывала свой голос.
Не видя знамений, я выбрала жизнь в духе.
Дождь то припускал, то затихал.
Месяц за месяцем, в бесконечном пространстве дня.
Сны путались с реальностью.
Потом я выздоровела; колокольчик убрали в шкаф.
Дождь перестал. Собаки стояли у двери,
просясь на прогулку.
Я выздоровела, стала взрослой.
И время хлынуло – подобно дождю,
его было много, такая громада – не сдвинуть.
Ребёнком я жила в полусне.
Болела; была под защитой.
И всё же – в мире духа,
в мире серого дождя,
утраченного, воскрешённого.
И вот, засияло солнце.
И время пошло, даже когда его почти не осталось.
И прожитое стало воспоминанием,
воскрешённым, пережитым.
(Перевод Валерия Черешни)
Писать стихи Луиза начала, когда проходила курс психотерапии. В подростковом возрасте у Глюк диагностировали анорексию на нервной почве. Поэтесса годами занималась психоанализом, и это, вместе с творчеством Уильяма Блейка и древнегреческими мифами, оказало большое влияние на её творчество. Дебютный сборник стихов «Первенец» («Firstborn») вышел в 1968 году, когда поэтессе было 25 лет, а в мире начиналась сексуальная революция. Её стихи в этом сборнике представлены в форме монологов, злые и агрессивные, имеющие критическую феминистскую направленность. В книге автор работает над тем, как говорить об изменениях в теле и сознании. Безусловно, некоторым критикам это не понравилось: они были возмущены книгой, но всё же многие восхищались языком, образностью и техникой стихосложения автора.
Чувственный мир
Через чудовищную эту реку – речь —
К тебе, чтобы тебя предостеречь.
Жизнь вкрадчиво, твою природу нежа,
Прельстит тебя, потворствуя тебе же.
Я не была готова к ней. В той кухне
Тянулась к абрикосовому соку,
И лился сок в стакан со льдом сливовый,
Лиловый лился сок немного сбоку.
И длился день, и все его оттенки,
все привкусы, и я снимала пенки
С варенья летнего, все ароматы лета –
Оно лучилось, становясь светлее света.
Прелестно, упоительно. В том доме,
Где всё прислуживало мне, моей истоме,
где ничего я не любила, кроме
чувствительности – ничего искомей
того, что было: жизни, растворенья
в ней, небыванья, парусного рвенья
души, и бодрствованья, и всесилья,
и тайного спасенья. В дальней дали
мерцают фрукты на стеклянном блюде.
С веранды видишь, как садится солнце.
Я не была готова ни к закату,
ни к смене дней, ни к их исчезновенью.
И здравый смысл не защитит, бесплоден.
Знай то, о чём не ведала: нет родин
других. В жару иль в холод, –
ты не насытишь свой насущный голод.
Состаришься, но жажда будет длиться.
«Ещё хочу, – ты скажешь, – дай ещё».
Миг равнодушный, нет, не удостоит
ответом и, объяв, не успокоит.
И значит: даст всего. И всё удвоит.
И разорит. И с миром упокоит.
(Перевод Владимира Гандельсмана)
Утраченная любовь
Моя сестра провела свою жизнь в земле.
Родилась и умерла,
а между —
ни одного осмысленного взгляда, слова.
Как все младенцы, она
плакала, но от еды отворачивалась.
Моя мать укачивала её, пытаясь
изменить сначала судьбу, потом историю.
Когда сестра умерла, что-то всё-таки изменилось.
Её сердце стало
холодным и жёстким,
как маленький металлический кулон.
И мне казалось, что тельце сестры
стало магнитом. И оно
притягивает сердце матери к себе в землю,
чтобы прорасти там.
(Перевод Изабеллы Мизрахи)
Тоска цирцеи
В конце концов,
как надлежит богине,
явилась в дом к твоей жене я,
на Итаку: голосом
без тела. И она
на миг оторвалась от прялки, сначала
повернувшись вправо, потом налево,
но быстро поняла, что этот звук
не мог бы исходить ни от одной
реальной вещи. Не думаю,
чтобы она вернулась к прялке, зная
то, что теперь знает. Когда
увидишь, наконец, её, скажи, что
так прощаются богини.
И если я всечасно в её думах,
я всегда с тобой.
(Перевод Изабеллы Мизрахи)
После выхода первого сборник Луиза не писала три года, а в 1975 году вышел второй сборник её стихов «Дом на болоте» («The House on Marshland»). В него вошли стихотворения того периода, когда после долго молчания Глюк снова начала писать. Всего у неё вышло 12 поэтических книг и сборник эссе о поэзии «Доказательства и теоремы».
На творчество Луизы Глюк повлияли не только Уильям Блейк и мифология, но и личные трагедии, травмы, боль и смерть. Её старшая сестра умерла, а в конце 1970-х у Глюк сгорел дом со всем имуществом. Ассоциации с пожаром Трои привели к созданию антологического цикла «Триумф Ахилла» («The Triumph of Achilles»), который вышел в 1985 году, и за него Глюк получила национальную премию американских критиков – за переосмысление мифологической и религиозной природы человека: в сборнике автор обращается к архетипическим образам из классических мифов, сказок и Библии.
В стихах Луизы Глюк человек обречён на одиночество и страдания, он изгнанник из рая – мира, который дан ему, чтобы любить и восхищаться красотой. Поиск себя, свободы от боли и насилия, надежда на возрождение, воскрешение, но человек – изначально грешен, а потому и надежда другая, и вера в чью-то любовь невозможна. Также поэтесса пишет о пережитой в детстве анорексии, о старшей сестре, об осознании телесности. А в 2004 году после терактов 11 сентября 2001 года выходит её книга «Октябрь», где травма показывается как неотъемлемая часть человеческой культуры.
«Октябрь». Фрагмент
Лето после того, как лето закончилось,
утешенье после насилия:
обращаясь с собой хорошо,
я делаю себе только хуже;
насилие изменило меня.
Заря. Низкие холмы сияют
охрой, огнём, даже поля сияют.
Я знаю, что вижу: солнце, какое
бывает в августе, солнце, что
возвращает всё утраченное —
Слышишь голос? Это мой внутренний голос,
тела моего тебе теперь не коснуться.
Оно уже изменилось, оно очерствело,
не надейся, что вновь отзовётся.
День словно день лета.
Необычайно тихо. Лиловы на гравии
длинные тени клёнов.
А ввечеру — тепло. Ночь словно летняя ночь.
От этого только хуже; насилие изменило меня.
Моё тело остыло, как оголившиеся поля;
остался только разум, опасливый, недоверчивый,
не испытывают ли его.
Солнце снова всходит, как всходило летом;
щедрый дар, утешенье после насилия.
Утешенье после того, как сменился цвет листьев,
и поле убрали и перепахали.
Скажи, что это и есть будущее,
я не поверю тебе.
Скажи, что я жива,
я не поверю тебе.
(Перевод Ивана Соколова)
Заутреня
Непостижимый отец, когда мы впервые
лишились рая, Ты сотворил
его подобие: слегка другое,
чтоб преподать урок, но и похожее:
и там есть красота, и здесь –
вот только
мы так и не усвоили урок. Покинутые,
устали друг от друга. Потом
настали годы тьмы: посменно
работали в саду, впервые слёзы
омыли нам глаза, когда земля
в соцветье лепестков предстала
то тёмно-красных, то телесных –
мы думать позабыли о Тебе,
которому научены молиться.
Мы знали: человеку не дано
любить лишь то, что воздаёт любовью.
(Перевод Валерия Черешни)
Затихающий ветер
Я любил вас, когда сотворил,
теперь – презираю.
Я дал вам всё необходимое:
подстелил землю, укрыл голубым небом –
но чем дальше я уходил от вас,
тем отчётливей видел:
ваши души, которые могли стать необъятными,
усохли,
стали мизерными и болтливыми.
Я одарил вас всех
голубизной весеннего утра,
временем, которым вы не сумели воспользоваться, –
вы захотели большего, – дара,
предназначенного не вам.
Но чего бы вы ни жаждали,
вы не найдёте этого в саду
среди цветущих растений.
Ваша жизнь – не обмирание и воскресение, как у них:
ваша жизнь – полёт птицы
от начала к концу,
от начала к концу, подобно этой радуге,
перекинутой от берёзы
к яблоне.
(Перевод Валерия Черешни)
Глава Нобелевского комитета Андес Олссон назвал поэзию Луизы Глюк «открытой и бескомпромиссной, в которой есть желание быть понятной и понятой». А ещё сказал: «В её творчестве силен автобиографический элемент, но поэзию её нельзя назвать сугубо личностной или только исповедальной. Она стремится к универсальности. В её поэзии сливаются воедино три основные черты: постоянно обращение к теме семьи, жесткий, но вместе с тем игривый ум и утонченное чувство композиции».
На русском языке вышли две книги Луизы Глюк, в том числе самая известная «Дикий ирис» («The Wild Iris»), за которую поэтесса получила Пулитцеровскую премию и премию Уильма Карлоса Уильямса в 1992 году.
Дикий ирис
И вот, после всех мучений,
открылся выход.
Эй, вы, снаружи: то, что зовётся смертью, –
помню, –
шум, опахало сосны надо мной.
И всё. Тусклое солнце
блеснуло в просвет.
Ужас сознания,
оказавшегося во тьме
земли.
И вдруг, всё прошло: этот страх, –
стать бессловесной душой, –
исчез, земля
слегка просела. А я приняла их за птиц,
мелькнувших в ветвях.
Вам, позабывшим
свой возврат из иного мира,
я говорю вновь обретённой речью: всё
возвращается из забытья,
чтоб обрести голос.
Из моего средоточия
вырвался огромный фонтан, тёмно-голубые тени
на лазурной морской глади.
Эрос
В отеле, придвинув стул к окну, смотрю на дождь.
Это был то ли сон, то ли транс —
я любила, и все же
ничего не хотела.
Не хотелось ни коснуться, ни увидеть тебя.
Хотелось одного:
комната, стул, напев дождя,
часами, в тепле весенней ночи.
И всё; сидеть — и только.
Душа съёжилась: такая малость наполняла её.
Я смотрела на стену ливня, закрывшую тёмный город —
ничто не связывало нас; я отпустила тебя:
живи, как хочешь.
С рассветом дождь прекратился. Я занялась
вседневной суетой, я была свободна,
но двигалась, как лунатик.
Тебя больше не было во мне.
Пару дней в чужом городе.
Разговор, прикосновенье руки.
И вот я сняла обручальное кольцо.
Это всё, чего мне хотелось: стать голой.
Одеяние
Моя душа иссохла.
Как будто побывала в огне, но не сгорела,
не исчезла. Обугленная,
всё ещё существует. Хрупкая.
Дело не в одиночестве, а в недоверии.
Так всегда после насилия.
Дух, выманенный из тела
и выставленный напоказ,
трепещет, как перед Господом, –
дух, выманенный из одиночества
обещанием благодати,
как ты сможешь вновь поверить
в чью-то любовь?
Моя душа увяла и сжалась.
Тело стало ей велико, не по размеру.
И когда надежда вернулась ко мне,
это была совсем другая надежда.
(Переводы Валерия Черешни)
Луиза Глюк – обладатель множества наград и премий, среди них премия Американской академии поэтов за сборник стихотворений «Первенец» (1968), премия Американской академии искусств и литературы (1981), Национальная премия Ребекки Джонсон Боббитт за сборник стихотворений «Арарат» (1992), премия Марты Альбранд за сборник эссе «Доказательства и теории» (1995), литературная премия Ланнана (1999), Боллингенская премия (2001), премия Уоллеса Стивенса Академии американских поэтов (2008), премия Эйкена Тейлора за современную американскую поэзию (2010). В этом году помимо Нобелевской премии она также получила премию Транстрёмера.
Вечерние молитвы
Уверена, мой грех –
вполне обыден:
прошу о помощи,
а по сути – ищу защиты,
мольба о сострадании –
скрытая жалоба.
Так тревожно этим весенним вечером.
Я молю дать мне силу и указать путь,
и ещё прошу
избавить от болезни
(сейчас, сейчас) – и неважно
что там ждёт впереди.
Я настаиваю
на этой свободе от будущего,
на храбрости, с которой
я в одиночку встречу испытанья
и выстою.
Этой ночью, в унынье,
я гадаю, каков Он,
Тот, Кто слышит меня.
И пока ветер перебирает
листья молодой берёзки,
я представляю существо
полное сомнений, полное нежности,
в общем, ничего сверхъестественного.
Уверена, мой грех – обыден, и потому
необорим; трепет листьев
могу словами выразить, могу
без слов почувствовать, как если б
сочувствие в припадке полноты
разрешилось иронией.
Пора уснуть, – шелестят они, –
пора начинать лгать.
(Перевод Валерия Черешни)
Когда-то я верила в тебя…
Когда-то я верила в Тебя. И посадила смоковницу.
Здесь, в Вермонте,
где почти нет лета. И загадала: если приживётся,
значит, Ты есть.
Оказалось, что Тебя нет. Ты обитаешь
только в тёплых странах:
Сицилии, Мексике, Калифорнии,
где растут неправдоподобные абрикосы
и нестойкие персики. Наверное,
в Сицилии можно увидеть Твое лицо, а здесь
мы едва различаем подбой Твоего покрывала.
А я так и не научилась делить
урожай помидоров с Джоном и Ноем.
Если есть справедливость в том, другом мире,
обделённые природой здесь, такие, как я,
получили бы львиную долю всего,
по чему они так изголодались –
их жадность будет лишь хвалой Тебе.
И никто не восславит Тебя больше, чем я
(ведь я так долго сдерживала это желанье),
и не заслуживает больше, чем я,
сидеть по правую руку от Тебя – если она существует, –
вкушая скоропортящуюся вечную смокву.
Ей не выдержать перевозки.
(Перевод Изабеллы Мизрахи)
Стихи Луизы Глюк в переводе на русский язык опубликованы в журналах «Иностранная литература», «Зинзивер», «Воздух», в антологии «Шесть поэтов».
