Екатерина Богданова – певец котов и птиц, и других существ, и предметов, и глубоких чувств. Один читатель будет дисциплинированно подставлять в строку вместо говорящего кота человека, ведь коты не говорят, кто-то, наоборот, апологет постантропоморфизма. Человеку несладко, «человеку кот необходим / ну а человек коту – наоборот, не очень». Коты, радисты других миров, отвернулись от человека. Птицы небесные не хотят его знать и обижены. Сам человек в тревоге и смятении. Тексты, как и жизнь, трагичны, боль невыносима, сколько еще терпеть, но можно применить умягчающую, ироничную форму. Мудрое иронично, совершаемое со «звериной серьезностью» часто глупо. У серьезных ирония вписана в распорядок дня, чтобы соседи не подумали чего, но свалена за скобками. У Екатерины Богдановой все получается и все есть. Бывает рифма, если она необходима, а когда уместна не очень – рифмы нет. Похоже, рифмовать ей – такое же веселое занятие, как располагать стихотворный текст в виде летящей птицы или спящего кота. Орнамент. Тем, кто над рифмой трудится в поте лица, это обидно. Другие оскорбляются, когда замечают хоть какую-то рифму, отворачиваются. Да и ладно, у Богдановой своя узнаваемая интонация, свои выдуманные словечки, что ей хмурые серьезные. Свобода.
Михаил Квадратов
Екатерина Богданова родилась и живет в Москве. Адвокат, фотограф, журналист. Автор книги стихов «Клюв» (2012). Состоит в Союзе писателей России и в Союзе охраны птиц России.
Екатерина Богданова // Урчальник
Плач Котославичей
– Не забывайте о своих проблемах с психическим здоровьем! –
Предупредило утром радио «Богарт».
– Ах, Хэмпхри, ну как тут забудешь!
Какое там! –
Отвечали молодые и сильные телом коты,
Мерно покачиваясь в зарослях
Методично вытаптываемой ими травы.
Один из них произнёс:
– Я хожу по лесу и грызу чертополох,
Взрослею и рычу.
– Нам многое предстоит сделать в будущем,
Но нам всё равно, –
Добавил другой.
И остальные подхватили:
– Чувак, ох, невесело! Невесело!
Середина жизни – это одинокий тополь,
Игра в догонялки
Со светом хищного воображения,
Бесконечный заговор птиц в хаосе,
Затем падение;
Какая-то любовь к дерьму!
И хан Котян подытожил:
– Как и любой другой человек в мире,
Я не знаю, что делать, я больше не могу.
***
ездовой кот использует дом как укрытие,
сойка гордо поёт на руинах:
«угадайте, про кого мы всегда говорим – убить его
надо бы простым одиночным выстрелом в спину?»
ездовой кот всегда готов позубатиться,
сойка на это каждый раз реагирует недоумённо,
подозревает – опять, мол, думаешь о своих каракатицах?
кот подтверждает: да, всех помню, причем поимённо
ездовой кот выезжает редко, большей частью гнездуется
подпускает мякотный котовый щуп только тогда, когда надо
сойка возводит объект, но это не «Дом-2», а вилла «Курица»
про таких говорят – это не птица, а воплощение клада
***
человеку кот необходим
ну а человек коту – наоборот, не очень:
кот везде всегда один
кот показывает, что не полномочен
называть кого-то «господин»
человек тосклив и нелюдим
кот не меньше нелюдим, но весел
он уже давно всё взвесил
и решил: мы людям не дадим
ничего того, что им сметанно и желанно
мы накакаем им прямо в ванну
и на планы их не поглядим
человек, как сука, пошло ноет
у кота в запасе есть иное
кот пожил и умер, и ему
всё равно, зачем всё так и почему
***
в гостях всегда вкуснее
чужое всегда лучше своего
даже если ты взял золотую медаль
у сына маминой подруги платиновая
вертишься как бешеный волчок
бросаешься на стены
не можешь поверить
что тебе неплохо
тебе ведь плохо
всё кругом лучше
у всех кругом лучше
работа
люди
жизнь
вечная морковка перед глазами
недостижима
как собственный хвост
ОЗК
осенняя зубатка кота
начинается в сентябре
кот от лета устал
недовольно урчит
что за бред
говорит
морщит нос
топорщит усы
работает на износ
кладёт возможности на весы
думает как бы впасть
в спячку зимнюю до весны
открывает пасть
закрывает пасть
видит хорошие сны
о том как май
принесёт ему благо
как земля пропитается влагой
как цветы зацветут
как он будет не здесь
и не тут
Кошачьи в Грохольском
наш каракал в Грохольском переулке
шершавой лапою шуршал
и чавкал мягкой булкой;
сервал молчал,
присев на тёплое крыльцо,
и, пряча нежное лицо
за длинным хвОстом,
всё размышлял о том,
как жить непросто
в условиях засилия микунов;
микун – единственный, заметим,
а не стайный, думал втуне:
зачем проклятые людишки
используют меня –
вообще-то это слишком! –
как кисточку для туши
и макают
меня всего в чернильницу,
в то время как
достаточно бы было
макнуть лишь уши
