«Напиши, пожалуйста, что в кино снимаешься». — «Нет, не надо, это ж маленькие роли».
«Но фильмов больше десяти». — «Да ну, всякие злодеи, мафиози, к чему это».
Тексты у Александра Гальпера добрые и умные. Кого-то он раздражает, многие его любят. Он «гибрид американских битников и русских абсурдистов-обэриутов». Посещал семинары Аллена Гинзберга. На него повлияли Хармс, Арто и Беккет. Тридцать лет публикуется в андеграундных нью-йоркских журналах. Александр Гальпер многогранен. Он лирик и панк. Он может рассмешить. Он печальный рыцарь, странствующий по свету.
Михаил Квадратов
Александр Гальпер родился в Киеве в 1971 году и в возрасте восемнадцати лет иммигрировал с родителями в Америку. Окончил литературный факультет Бруклин-колледжа. Продолжает писать стихи и прозу на русском. Выходили книги в России, Америке, Германии и Швеции. Два раза входил в лонг-лист Григорьевской премии, был в лонг-листе Нацбеста, финалист премии Нонконформист. Два раза книжки Гальпера Независимая газета объявляла Книгой года. Переведен на английский, немецкий, грузинский и шведский. Уже пятнадцать лет работает в Нью-Йорке социальным работником.
Александр Гальпер // Когда тетя Ида жила в Бруклине (рассказы)
Даже не проверила
На фестивале русской культуры стол, где продаются книжки. Красивая девушка перебирает книги. Я подошел:
– Девушка! Любите читать?
– Да. Очень.
– Я русскоязычный поэт и писатель, который есть в Википедии.
– А я русскоязычный читатель, которого нету в Википедии! Вам надо подумать лучше, как с интеллигентными девушками знакомиться, чем уж такую откровенную лапшу вешать.
Девушка захлопнула книжку и быстро ушла. Проверить в телефоне заняло бы пять секунд.
Сумочка из Хельсинки
Неделя в рождественской кукольной Скандинавии была сказочной, но разорительной. Перед расставанием Арон и Алена зашли в сувенирный магазин в хельсинском аэропорту. Ему предстоял пятидесятичасовый перелет назад в Нью-Йорк с тремя пересадками. По десять часов прохлаждаться в Варшаве, Стамбуле и Монреале. Спать на полу или на сиденьях. Самый дешевый билет. Ей всего двухчасовой назад в Москву. Арон попросил:
– У меня осталось всего 100 евро. У тебя хороший вкус. Выбери себе сувенир за 50 евро и моей мамуле примерно за столько же.
Арон стоял у выхода из магазина и думал, любит он Алену или нет. Увидятся ли они ещё? Она подошла через пятнадцать минут и поцеловала в щечку:
– Тут есть неплохие сумочки с надписью «Хельсинки» по 50. Но мне очень понравилась другая. За 90. Мы не можем купить ее мне, а твоей мамуле найдем что-то за 10?
————
Через неделю в Нью-Йорке мамуля накричала на Арона, что и сумочка дорогая и ужасная, и ей совсем не нравится. Заподозрила, что сынок нашел ее на финской мусорке или такие на улице бесплатно раздавали. Отказалась брать. Арон тяжело вздохнул. Надо было позволить Алене купить ту, что она хотела. А так накричал на бедную девушку, довел до слез. Хоть одна женщина была бы довольна!
————
Арон послал бывшей герлфренд Хадассе, с которой встречался в Нью-Йорке, фотографию этой милой сумочки и сказал, что дарит. Хадасса очень обрадовалась. Она немедленно ответила, что без ума от подарка и через час забежит и заберет. Может, в их отношениях еще не все потеряно и Хадасса возьмет его назад? За пять минут до ее прихода позвонила мамуля и сказала, что, пожалуй, возьмет сумочку и будет туда класть свою косметику. Когда Хадасса зашла и узнала, что зря ехала, она взорвалась, закричала, чтобы Арон больше никогда не звонил и выбежала из квартиры. Арон тяжело вздохнул.
————
Арон стоял на углу Бродвея и 71-й и смотрел через витрину, как люди ели в Макдональдсе. До получки оставалось целых три дня. Хотелось есть. Поездка его разорила. Тут к Арону на коляске подкатил знакомый безногий чернокожий инвалид Джек и потряс банкой с мелочью:
– Ароша! Дай доллар на кофе!
– Извини, Джек! Ты знаешь, я тебе всегда чего-то подкидываю. Сейчас нет ни цента. Только вернулся из отпуска в Европе с молодой девушкой из России.
Джек достал из банки пригоршню звонкой мелочи и высыпал Арону на ладонь. На кофе уже было. Арон жалобно продолжил:
– Она клялась, что меня любит!
Инвалид посмотрел недоверчиво и протянул из внутреннего кармана еще два бумажных доллара. Арон расплакался:
– Она хочет приехать в Америку и выйти за меня замуж!
Джек достал из кармана еще пять долларов, дал Арону, смахнул слезу, махнул рукой, развернулся и поехал просить денег у других.
Светлое будущее книгоиздательства
Аркадий сидел в офисе своего маленького книгоиздательства в Бруклине, обхватив лысеющую голову, и тихо плакал. Его услуги больше никому не были нужны. Как платить за квартиру? Как содержать семью? Чем платить за этот офис? Все иммигранты – ветераны войны, которые хотели написать о своем героическом прошлом, уже у него издались и благополучно отошли в мир иной. Новой публики, желающей опубликовать книгу на русском, не наблюдалось. И ему, Аркадию, уже пятьдесят пять. Он всю жизнь был журналистом. Вначале в Одессе, а потом в Москве. Что теперь? Учиться водить такси? Раздавать рекламки на углу? Чертов интернет и двадцать первый век. Книги умирают. Их некуда ставить и нет времени их читать. Смерть книгоиздательства! Он посмотрел в окно. По улице шли афроамериканцы или пуэрториканцы. Эти точно никогда у него своих книжек на русском не закажут. Сиделки возили на колясках восьмидесяти-девяностолетних русских пенсионеров в бессознательном состоянии. Очень маловероятно, что закажут и эти. Вдруг дверь офиса отворилась и вошла старая еврейская женщина Белла Марковна, жена известного бизнесмена Ицика, которого совсем недавно оправдали за содержание сети подпольных публичных домов. Все свидетели отказались от своих показаний. Ее поддерживал огромный и крепкий как горилла водитель-ассистент с приплюснутым носом. Почему она к нему пришла? Это какая-та ошибка? Белла плюхнулась на стул, отдышалась и положила перед ним на стол толстую папку:
– Это вся моя жизнь. Как я родилась в Василькове в Киевской области, как я переехала в Белую Церковь и окончила там с отличием мясомолочной техникум. Потом как там встретила этого поца Ицика, моего будущего мужа, который испортил всю мою жизнь. А об этой б***и, моей сестре Хасе, которая с ним тоже крутила, там ни слова. Как Ицика посадили за первый цех, где он делал кубики Рубика, которые никто в Белой Церкви не мог собрать. Что-то он там не просчитал в конструкции. Так бы никто ничего не заподозрил. Я ему говорила: «Поц! Возьми какого-то инженера в помощь!» А он: «Белла! Это же элементарно! Я сам разберусь!»
– Вот и разобрался. Как я его верно ждала, как ездила навещать в эту холодную Сибирь и ни разу не посмотрела на его брата Моню, который намекал. Почти ни разу. Короче через три месяца будет свадьба нашего внука. К сожалению, папа жениха, то есть мой старший сын Ромочка, не сможет присоединиться к нашему веселью еще 5 лет и 4 месяца и 7 дней, так что вся ответственность ложится на нас. На дедушку и бабушку. Его оболгали. Он не виноват. Мы дали Ромочке слово, что все будет на высшем уровне. Приедут гости со всего мира. Пятьсот экземпляров. Мы эту книгу всем раздадим. Кроме сучки Хаси, конечно.
Аркадий посмотрел на папку, прикинул на глаз объем работ и осторожно спросил:
– А сам многоуважаемый Ицик не против? Нам бы не хотелось его сердить.
– Он сказал, что у него нет сил со мной иметь дело и я могу делать, что хочу. Кроме того, Ицику очень понравилось, как я описываю его первые трудные годы в Америке. Когда еще не все понимали его сложную душу. Он считает, что эта книга принесет ему уважение со стороны нужных людей. Правда, он заставил меня вычеркнуть несколько страниц, которые могли бы быть неправильно поняты правоохранительными органами. И добавить, какой он примерный семьянин. Он имеет дела с итальянцами – сами понимаете. Для них это очень важно.
– Ну, тогда замечательно. Корректура и издательские расходы – пять тысяч долларов. Желательно наличкой.
Белла Марковна повела глазом. Горилла открыл сумку и положил пять пачек долларов. Жена бизнесмена смахнула пот платочком:
– Некоторые из наших внуков или гостей не понимают по-русски. Надо перевести.
– На какой язык?
– Английский и иврит. И на итальянский для наших бизнес-партнеров из Сицилии, и на испанский для друзей мужа из Колумбии.
– Перевод – две тысячи каждый.
Белла Марковна повела бровью. Телохранитель открыл сумку и шлепнул еще восемь пачек долларов. Они встали. Аркадий подскочил и проводил Беллу Марковну под ручку к двери. Вернулся в своё кресло и налил себе виски. Как он был неправ! Книги не умерли! Книги будут жить!!!
Когда тетя Ида жила в Бруклине
Много лет назад, когда тетя Ида еще жила в Бруклине, она позвонила мне поздно вечером.
– Тетя Ида! Что случилось?
– Этот старый козел, мой братик Исаак, пришел мне отремонтировать дверцу шкафa. Тоже мне столяр большой нашелся! Ему, главное, от жены Беллы из дому сбежать. А кто может с этой пантерой иметь дело? Он так сильно бил молотком по этой несчастной дверце, что весь шкаф на него упал. Я не могу поднять. Зачем он вообще бил по ней молотком? Там надо было отверткой подкрутить!
– Вызывайте полицию и пожарную!
– Исаак лежит под шкафом, ругается и запрещает. Он еще со своих цеховых дел в Одессе в 1970-е боится иметь дело с милицией. Еще он говорит, что меня арестуют за убийство.
– Я беру такси и к вам выезжаю. Как Исаак держится? Дайте ему трубку.
Тетя Ида поднесла трубку.
– Дядя Исаак? Вы в порядке? Держитесь. Я буду скоро.
– Ида! Отойди отсюда! Я хочу моему племяннику что-то сказать. Саша! Когда на меня упал шкаф, я вспомнил наконец что-то очень важное. Скажи Белле, что я спрятал все золото, которое мы не смогли вывезти в Америку, под Белой Церковью в лесу у дерева, где я первый раз ее поцеловал.
Похороны
Бога не обманешь
Умер дядя Абрам у нас в Нью-Йорке. Ему было аж сто пять. Сидел в сталинском лагере до войны за анекдот, в немецком концлагере как пленный еврей-солдат, потом опять в сталинском уже за то, что сидел в немецком, и потом уже при Брежневе за цех в Василькове под Киевом, где делали американские жвачки с Микки-Маусом. Говорят, они были вкуснее настоящих американских. Вообще интересную жизнь прожил. Я его уже не видел последние лет десять. Звонит его первая жена Софья Львовна из Киева:
– Купи от меня корзину цветов на похороны. Пускай напишут «От Софы! Гореть тебе в аду, изменщик и бабник!»
– Софья Львовна! Мы не можем так написать. И за какие деньги вы хотите, чтобы я купил? Это долларов 100 будет.
– Я заплачу. У меня пенсия через неделю. Целых 100 долларов. Мне нечего будет есть целый месяц, но я хочу. Я буду голодать, но что поделаешь? Пусть все видят, как он разбил мое сердце!
– Так, Софья Львовна! Не надо голодать. Я сам заплачу и куплю скромный букет за 30-40 долларов с надписью «От первой жены Софы! Помним! Скорбим!» Деньги мне отдавать не надо.
– Ну, договорились. Но бог все равно все видит! Бога не обманешь!
————
В похоронном доме под Нью-Йорком
Мы с плачущей вдовой Бертой Исааковной и их сыном Борей пришли в похоронный дом, чтобы рассказать бородатому американцу – раввину Зальцману о покойном Абраме. Ребе предстояло сказать речь о жизни покойного для всех, кто придет завтра на похороны. Берта, рыдая, полчаса говорила, Боря переводил, а Зальцман записывал в блокнотик. Когда Берта закончила, ребе продолжил разговор с Борей:
– Давайте я вам расскажу, что я понял главного из достижений вашего отца. Первое. У него было великолепное чувство юмора. Он всем улучшал настроение. Его все за это ценили и любили.
– Ну, я бы так не сказал. Он отсидел за анекдот три года.
– Как?!? Хорошо, про чувство юмора забыли. Второе – покойный был великим русским солдатом на хорошем счету у начальства во время Второй мировой войны.
– Да. Он был в штрафном батальоне. Смывал кровью грехи перед Родиной.
Зальцман потёр виски. Боря уточнил:
– А ещё папа сидел после войны как предатель и пособник фашистов за то, что попал в плен.
– Абрам был фашистом???
Берта поняла эти слова и разрыдалась ещё больше. Боря потер затылок. Куда-то оно шло не туда. Ребе пролистал блокнот и обратился к Борису:
– Ну, давайте вернемся к этому позже. А мы может сказать – Абрам был хорошим бизнесменом? Он делал хорошую жвачку, исправно платил налоги и создавал рабочий места?
– Ну, как вам сказать? Налоги он не платил, так как официально этого бизнеса не было. Папа получил пять лет лагерей за это, а его рабочих год таскали по допросам. Рабочие были на него очень злые. Он им не объяснил, в какую аферу втягивает. Жвачку было делать нельзя.
– А почему нельзя было делать жвачку? Что Сталин имел против жвачки?
Настала тишина. Зальцман нервно потеребил длинную бородку и робко продолжил:
– Ну, хорошо. Это русская специфика. Я никогда не пойму, почему нельзя было делать жвачку. Но в личной жизни я могу сказать – Абрам был примерный семьянин?
– Можно. Шесть раз.
– Что шесть раз?
– Он был отличным семьянином шесть раз. То есть был женат шесть раз.
– Шесть???!!! Он же столько сидел! Когда он успел?
– Между сроками. Завтра будут две предыдущие жены. Не забудьте упомянуть прошлые браки. А то они вам весь похоронный дом разнесут по кирпичикам. Они хоть и на колясках, и с сиделками, но боевые барышни!
Настала тишина. Тихо всхлипывала Берта. Раввин уже не гладил, а нервно дергал бороду:
– Я ничего не понимаю. Но не волнуйтесь! Все будет на высшем уровне! Наш похоронный дом не оставит вас в беде. Я одолжу для вас русскоязычного раввина из другого похоронного дома. Он во всем разберется!
————
На кладбище
Во время похорон ко мне подошла незнакомая пожилая женщина и прошептала:
– Я читала у тебя в фб, что твоей девушке в России нечего было есть и она просила у тебя денег.
– Да. Я ей послал. Не волнуйтесь!
– Достаточно послал?
– Сколько мог, но не волнуйтесь – нормально.
– Вот еще!
Женщина сунула купюру в карман моей куртки и исчезла в толпе.
————
Идем от могилы. Слышу:
– Зяма! За сколько ты купил эти очки?
– 300 долларов.
– Зяма! Тебя на***ли! Это подделка! Им цена 20 долларов в хороший день!
————
Вот здесь лежит известный ясновидящий, который погиб в автомобильной аварии.
————
После похорон в ресторане (откровения от Зямы)
Мы с Зямой докончили бутылку водки. Зяма посмотрел на меня пьяным взором:
– Знаешь, сколько честных, порядочных и очень богатых русскоязычных я встретил в американской тюрьме? Врачи! Адвокаты! Какие люди! Как мне их здесь не хватает! Многие из них уже вышли. Не люди, а золото! Но я еще год не могу им звонить по правилам досрочного освобождения.
Зяма продолжил:
– Знаешь, я вообще причина твоего существования. Твой отец месяц уговаривал твою мать выйти с ним на свидание и наконец уговорил. Приоделся, наодеколонился, ехал в Киеве в трамвае и, как всегда, подрался. Его забрали в милицию. Но он позвонил мне, я подъехал в отделение и все вопросы решил, и он успел. Твоя мать видная красавица была. Какие у нее были женихи! Если бы твой папа не пришел – второго шанса у него не было. Так что ты мне всем обязан! Так что не говори, что больше пить не можешь! Официант! Еще бутылку водки!
————
Ко мне подошел директор кладбища.
– Мне сказали, что вы русско-еврейский писатель.
– Ну, пытаюсь им быть. А что случилось?
– У меня есть связи. Можем забить вам место на кладбище в Квинсе, недалеко от Шолом-Алейхема. Вот вам моя карточка. Фантастически скромные цены!
