Стихи Евгения Симакова ироничные, но глубокие, настоящие. «…как случилось, что мы кругом должны? / или эта земля круглее, чем шар? / ни страны, ни жены не выбирали мы, / просто приняли, как принимают дар». Для чего живём? Что такое смерть? Почему всё так? От человека вообще что-то зависит? «…из нельзя и можно не выбирали мы: / сценарист написал — да отдал нам». И, наконец, — что делать? Как всегда, вопросы, а ответов, похоже, никто и не обещал. «…но коль велено жить и глаголом жечь — / не спорь, не перечь!» Ну, кто-то может хотя бы словами. «И все предстанут как есть голыми / На суд последний, окончательный, / Лишь именами да глаголами, / Наречиями и причастиями».
Михаил Квадратов
.
Евгений Симаков: «Автор родился в 1955 году в городе Шадринске на той самой 1/6-й, там же учился в школе, потом послужил в армии, потом окончил московский Иняз и всю оставшуюся жизнь был переводчиком, особенно — фрилансом, особенно — синхронистом. Стишки писал давно, но не всегда, а помалу и с большими перерывами, поэтому скопилось их немного, часть из них куда-то потерялась… За время жизни успел жениться (1 раз), родить детей (2 раза), обзавестись внуком и внучками (3 раза). Живет (пока что) в Москве».
.
Евгений Симаков // Ручные боги
.
Стишки, написанные в декабре
на предмет подарения книги Вайли «Слово в пути»
Быть бы испанским или бразильским поэтом,
Шляться по кабакам с дружком-гитаристом,
Сочинять стишки в основном про это,
Приняв на грудь рому грамм по 300.
Смотреть на прекрасных и злых прелестниц,
Коктейль «страсть и грусть» смешивать в грудной клетке,
И слова популярной назавтра песни
Небрежно набрасывать на салфетке.
Или быть бы голландцем, хотя бы малым,
Гулять неспешно вдоль узких фасадов,
И рюмку джинивера хлопнув единым махом,
Рисовать чудовищных рыб и бессчетных фазанов.
Или быть японцем и изящной тушью
Выводить иероглиф о том, что нельзя застрелиться:
Можно только зарезаться, а еще лучше:
Съесть под саке рыбу фугу — и отравиться.
Или чехом, румяным осколком империи,
Где изо всех углов, как из квашни тесто,
Прет история, а ты себе без истерики
Пьешь пиво и сочиняешь забавные тексты.
Но так получилось, что тебя не спросили.
Скользко. Мороз. Лицо, как бессмысленный смайлик.
Если угораздило родиться в России,
Так пей уже водку (да перечитывай Вайля).
.
***
Перед катастрофой небо особенно синее,
И мелодия за душу особенно живо берет.
Перед катастрофой все такие красивые,
Но счастье лишь в том, чтоб не знать наперед.
Этот нежный веселый мир висит на ниточке.
Ты не видишь, но истираются ее волоконца.
Будет пожар, и ты не успеешь вытащить
Ни того, что внутри, ни пейзаж в пол оконца.
Мудрецы говорят, что не надо бояться:
Все написано, все заранее предрешено.
«Carpe diem» говорит нам Гораций,
Ему хорошо говорить — он умер давно.
.
***
Эрику Наппельбауму
Тому, кто зиму пережил
Под небом плоским и квадратным,
Кто оловянный воздух пил
В морозном мраке неопрятном, —
Тому в награду месяц май,
Сирень, черемуха и воздух,
Способный к звездам поднимать:
Забудь про вес, забудь про возраст.
Тому, кто лето пережил:
Полынь, и пот, и полдень медный,
Кто гроз коробочку сложил
И честно встретил август бледный, —
Тому ноябрь несет в ответ
Плоды земли, и соль, и правду:
Зачем был круг, и труд, и свет,
И будут сын, и внук, и правнук.
Тому, кто горе пережил,
Кто знал отчаянье надежды,
Но так и не остановил
Чугунный маятник кромешный, —
Тому презренье к суете,
К победам, славе, фразе красной,
Тому ни эти и ни те,
Тому покой и взор бесстрашный.
.
***
Умрут богатые и бедные,
Умрут плохие и хорошие,
Все марши отгремят победные,
Параши занесет порошами.
И все предстанут как есть голыми
На суд последний, окончательный,
Лишь именами да глаголами,
Наречиями и причастиями.
.
***
Оратор римский говорил,
Как политолог забубенный;
В империи коленопреклоненной
Плешивый царствовал дебил.
Мне снился сон: я пил с Катуллом.
Латыни вольная волна…
Закат кровавый, Марий/Сулла,
Ночь, форум, улица, война.
Но о «величии» ни слова —
Все про домашние дела,
А с неба лысого и злого,
Как дождь осенний смерть текла…
Катулл то плакал, то ругался,
И ветхие, ручные боги
В дурацких тогах, как в рубахах,
Всю ночь толпились на пороге.
.
концерт
Каждая нота лежит в коробочке,
В лаковой коробочке на красном бархате
Или черном — если минор.
Вертлявой птицей, в жеманной бобочке,
В бабочке, с палочкой, черный, байховый,
Взлетит на шесток дирижер.
Крышки захлопают, ноты выскочат,
Давай метаться, спотыкаясь и падая,
Мычать и хрюкать в разнобой…
Будто им ключ не из золота выточен,
Будто их кормят не кровью, а падалью,
Будто не ноты, а мы с тобой.
Но вот дирижер, Его Величество,
Замахнется на них, словно Геракл палицей.
(Что там: Рахманинов? Скрябин?)
Скрипки откроют рты, духовые набычатся,
Пианист пошевелит жадными пальцами,
Как над золотом скряга.
В паузу между светом и хаосом
Видишь ясно: еще ничего не создано,
Но уже — ничего не зря.
И вот разряд побежит по ярусам,
Оркестр задышит, как океан под звездами,
И ноты взойдут, как заря.
.
про рок
постели платком, подержи в руке,
окаянная степь до потери глаз.
посмотри желтком в небесном белке,
мутное солнце — на смертных нас.
как случилось, что мы кругом должны?
или эта земля круглее, чем шар?
ни страны, ни жены не выбирали мы,
просто приняли, как принимают дар.
мы идем, упираясь в земную твердь,
боясь поскользнуться, стараясь не врать.
крыльев нет, и до края не долететь —
сила тяжести нам то ли друг, то ли враг.
раскатай дорожку, пригожий мир,
занавесь финал, добрый друг туман,
из нельзя и можно не выбирали мы:
сценарист написал — да отдал нам.
нам легко говорить: «в эту землю лечь»,
но не верим, что сохранится речь,
но коль велено жить и глаголом жечь —
не спорь, не перечь!
.
