Люблю поэзию, которая умеет удивлять, переоткрывается даже на коротком объеме — не только между сборниками, фиксирующими разные этапы авторского пути, но и в развитии отдельно взятой подборки. «Внутри кита» Полины Синёвой начинается с верлибров — они точные, зримые и главное — не пустые: «быть человеком / значит уметь соглашаться / с красотой этого ужаса», а продолжается небольшой поэмой. Поэма эта загадочная — она написана традиционными средствами: знакомый ритм, который вы не раз встречали в сетевых публикациях, знакомый прием (взять известный сюжет, в данном случае — библейский, и освежить его, перенеся в день сегодняшний), но соединяется в ней всё так остроумно и хорошо, с философским напряжением, что сложно не удивиться пути, пройденному во время чтения от первых строк до последних.
Анна Маркина
Полина Викторовна Синёва родилась в 1968 году. Живет в Воронеже. Публиковалась в журналах и альманахах «Литературная учеба», «Октябрь», «Русская мысль», «Волга», TextOnly, «Воздух», «Зарубежные записки», «День и ночь», «Белый ворон» и других. Член Союза российских писателей. Автор шести поэтических книг. Готовится к выходу новая книга стихов — «Внутри кита».
Полина Синёва // Внутри
.
‘ ‘ ‘
человек с пакетами
пакет с пакетами
человек-пакет
пакеты шелестят на ветру
летят над землей
каждый из нас
хоть раз в жизни
видел одинокий пакет
танцующий над пустой улицей
эту минималистичную пантомиму
этот перформанс смерти
стая пакетов
способна сбить с ног
опутать
обездвижить
забить горло
проникнуть в легкие
в толще воды
пакеты
переплетаются с водорослями
текут
переливаются
играют
как искусственные дельфины
быть человеком
значит уметь соглашаться
с красотой этого ужаса
пространство
не сможет существовать
если его не разложить по пакетам
иначе наступит хаос
все смешается
плоть цыпленка
плоть рыбы
плоть кальмара
всякая плоть
нуждается в упаковке
любое тело
приходится изолировать
чтобы оно
помнило свою форму
без своего пакета
ты не родишься
не сможешь любить
и умереть не сможешь
.
‘ ‘ ‘
один человек
забанил другого
в инстаграме
в телеграме
в фейсбуке
в контактике
в телефоне
а в домофоне
не смог забанить
и когда
человеку
хотелось написать
какие-нибудь слова
он приезжал
останавливался у подъезда
нажимал кнопку
от его дыхания
на железной пластинке
появлялась проталина
потому что была зима
дверь открывалась
он поднимался по лестнице
переступал порог
стоял молча
смотрел
потом они шли на кухню
пили чай
молча
а что тут напишешь
прямо вот здесь
что еще напишешь
.
‘ ‘ ‘
пойдем уже понемногу домой
здесь все заканчивается
яблоки собраны
море проиграно
потепление климата отменили
в войне никто не победил
пойдем домой
я знаю
страшно вернуться
на то же место
но мы
неизбежно
приходим домой
наберись храбрости
приготовься увидеть все это
вот чашка
из которой ты пил
вот куртка
брошенная в прихожей
а еще
ты свет забыл выключить
так и горит
ничего не изменилось
только тебя нет
тебя нет
когда ты приходишь домой
.
Внутри
.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
говорит Иона:
я здесь, внутри.
кажется, я не сошел с ума, смотри.
говорю слова,
изо рта идут пузыри.
за долгие годы
я здесь все изучил:
гидросистему, систему локации,
архитектонику помещений, скелет.
научился жить
без плана эвакуации,
обходиться без сигарет.
в сущности, я — никто, планктон.
на меня давят сверху сто мегатонн,
здесь не берет телефон,
плохой интернет,
сторис не загружаются,
я почти все время офлайн,
меня нет.
в принципе, здесь то же самое,
что и там:
границы мира вполне осязаемы,
время движется,
энтропия идет по пятам,
но в целом я невредим.
там
я тоже всегда засыпал один,
а это пространство
даже как-то теплей и надежнее обнимает.
если кто понимает.
в общем, здесь такая же жизнь,
такая же смерть.
если бы я просто родился,
я бы тоже долго не смог терпеть.
но из этой подлодки ярче кажутся
солнце, звезды и остальные светила.
пока я был там, снаружи,
что-то мое восприятие притупило,
чего-то ему не хватало —
океанской соли или речного ила.
там мы все ожидали чего-то такого,
что однажды наступит,
вот-вот наступит,
еще немножечко — и наступит.
и вот оно наступило.
я не тот Иона, что выбрался.
не тот Иона, что победил.
и не тот, что смирился.
просто берег не движется,
если ты никуда не плывешь,
а продолжаешь стоять у пирса.
я — Иона, который внутри.
если быть честными,
все мы — внутри.
все мы внутри кита.
здесь особенная акустика,
прекрасная пустота,
здесь наступает лето,
когда мы дрейфуем
ближе к экватору, у тех широт.
а иногда бывает, что кит поет.
это случается редко.
пару раз за десяток лет.
но ради этого стоило здесь остаться.
передаю сигнал, пока работает рация.
привет
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
говорит Кит:
ранен.
ранен.
почти убит.
тот, кто внутри меня,
он хочет меня убить.
трудно дышать.
тяжело плыть.
весь мир кричит про Иону,
никто не думает обо мне.
все на его стороне.
мои позывные слышат только киты,
некому проявить участие.
никаких доказательств моей правоты.
до зеленых не достучаться.
Иона сидит в тепле,
ведет оттуда свой блог.
кого из нас
хотел наказать тот бог?
нас двое, но мы — одно,
мы в треугольнике Карпмана,
мы симбиоз, созависимость,
смысл и проклятье друг друга,
опять и снова.
если один из нас
решится спасти себя —
он уничтожит второго?
или спасет второго?
авторы книг про Иону,
постеров про Иону,
роликов про Иону,
оперы про Иону,
саундтрека ко второму сезону,
заработавшие на нас с Ионой по миллиону, —
расскажите,
каково мне быть
суррогатным чревом,
живородящей вселенной,
фрагментом тупой эволюции,
плавучим экспериментом
на поверхности питательного бульона.
продолжать верить, что Иона — это не я,
что я — не Иона.
что я — не то, что внутри меня.
пока Иона тоже так думает,
пока мы оба считаем,
что кто-то должен вмешаться, —
у нас нет шансов.
Иона смотрит в иллюминатор,
произносит: земля.
Иона,
слышишь меня?
помнишь меня?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
говорит Бог:
я вас берег.
обоих.
как мог.
я никогда бы не обменял
одного на другого.
второго на первого,
первого на второго.
Каин и Авель, око за око,
тот, кто распят,
и тот, кто в этом может быть виноват —
это слишком явно и плоско,
это
устроило бы
ноосферу-подростка,
человечество-пубертат.
дихотомия неисчерпаема,
правота не приходит одна,
пока мы живы —
справедливость недостижима.
это — цена.
первый признак живого —
оно продолжает жить,
жить по своим законам,
мне самому незнакомым,
я не в силах это остановить.
я внутри Ионы, внутри кита,
я внутри кита, я внутри Ионы,
нас миллионы,
мы идем один сквозь другого,
как сквозь врата.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
говорит автор:
это тот случай,
когда было бы лучше
остановиться на первом сезоне.
только первая часть —
и больше уже ничего не писать.
лечь спать.
а влезать в шкуру кита,
пытаться что-то сказать от имени бога —
это уже чересчур.
этого слишком много.
все так, но иначе бы мы не дошли
и не увидели то, что за краем.
а сейчас мы играем
прямо здесь, на краю земли,
строим вселенные из песка
на берегу океана.
семь утра. взрослые спят,
выходной, им еще рано.
край земли — это то, что всегда доступно
человечеству в семь утра.
отсюда нельзя упасть,
это нельзя украсть.
здесь мы пишем
прямо сейчас
самую главную,
пятую часть.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
…………
………..
………..
.
‘ ‘ ‘
я писала тебе:
представляешь
сегодня
на этих съемках
меня всю изваляли в мелких блестках
и они не отмылись с одного раза
они сыплются с меня
они остаются
на столике в кафе
на сиденье в такси
таксист наверняка понизит мне рейтинг
на асфальте
на полу в прихожей
но при этом
кожа не может освободиться от них
мне кажется
я линяю
у меня растет новая оболочка
ты ответил:
все равно я приеду
пусть я тоже буду в блестках
пусть это будет
новая чешуя
я ответила:
ты понимаешь
тут такое дело
мне страшно
от навязчивой мысли
что одна из них
обязательно окажется внутри
и останется во мне навсегда
меня так и похоронят вместе с ней
я уже слышу
как экологи протестуют
мое тело истлеет
останутся зубы
ногти
волосы
а она
не в состоянии разложиться на молекулы
будет лежать
в моем бывшем чреве
в невесомости
в пустоте
которая когда-то была мной
искра
икринка
звезда
ты не послушал меня и приехал
набрал ванну
тер мне спину
живот
грудь
к утру
ты стер мое тело
до полупрозрачности
оно истончилось
почти исчезло
но на нем продолжали появляться
все новые и новые звезды
песчинки
родинки
и поэтому
между нами
так ничего и не случилось
но мне кажется
что этой ночью
меня действительно похоронили
с одной из блесток внутри
.
‘ ‘ ‘
Борхес писал:
историй всего четыре.
это — пятая.
Адам просыпается утром в пустой квартире,
спускается вниз,
проходит пару кварталов,
заходит в секс-шоп,
говорит:
мне яблоко.
любое.
не важен размер и цвет.
продавец смотрит.
молчит.
задумчиво обходит все стеллажи,
как будто на что-то надеясь.
держит паузу.
затем произносит коротко:
яблок нет.
яблок нет.
есть только пыль и ветер в пустом метро.
есть бесполезное непотраченное ребро.
ты остановишь время,
проживешь этот август
без кофе и сигарет,
в опустевшем раю,
не зажигая свет,
и тем, кто будет создан потом,
ничего не расскажешь.
и новое человечество
никогда не узнает вкус яблок.
не узнает,
что яблок — нет
.
