Петр Воротынцев рассказывает о недавних российских сериалах, в которых героини сталкиваются с психологическим и физическим насилием в семье.
Весной-летом 2024 года вышло несколько сериалов о женщинах, переживших абьюз или же пытающихся выкарабкаться из удушающих отношений. Платформы Wink, Kion и Start последовательно, друг за другом выпустили три заметных проекта: «Неверные», второй сезон «Обоюдного согласия» и «Красные линии». Объединяет отличающиеся по сюжетной структуре и режиссерскому стилю фильмы тотальная нетерпимость к абьюзу в любых его изводах: бьет — значит ненавидит, никакого «все не так однозначно» или «сама спровоцировала». Но, что ценно, жанрово и художественно ни один из сериалов не сводится к плоскому моралите (назидательность в пределах допустимой погрешности наличествует только в «Красных линиях»): это кино, в котором есть установка на постижение противоречивости и иррациональности человеческой психики.
Авторы внимательно и с эмпатией рассматривают личные драмы и душевные ранения героинь. Анализ частного неблагополучия, в свою очередь, наглядно экстраполируется на общество. Там, где нормализовано насилие бытовое, обязательно будет рутинизировано (фактически легализовано) и государственное. Такой социум обречен оказаться в тупике беззакония и террора. Что показательно, в искаженной, контргуманистической системе беззащитны не одни лишь жертвы, но и сами агрессоры. Не знающий отпора родных бытовой тиран, за пределами собственного дома элементарно может быть переквалифицирован в бесправное (а права самого плохого человека не должны быть нарушены), угнетенное и забитое (в том числе и полицейскими дубинками) «ничто».
.
«Неверные»: суд над собой (режиссер Алексей Кузмин-Тарасов)
Ольга Шилковская (Оксана Акиньшина) — блестящий адвокат. Ее парадоксальный ум способен вытянуть и перевернуть безнадежное дело. Она красива, строптива и непосредственна: может, например, позволить себе бросить на судебном заседании фразу вроде «секс в нашей в стране еще не запрещен». Но нестандартность мышления и уникальность профессиональной оптики Ольги во многом обеспечены алкоголем[1]. Что самое печальное, недуг приводит Ольгу к личной трагедии, из-за алкоголизма она проигрывает главный судебный процесс в жизни — бывший муж Артем (Иван Добронравов) лишает ее родительских прав. Приговор грозен и унизителен: к сыну Лёве (Алексей Сошин) она не должна даже приближаться.
На центральную линию битвы за ребенка крепятся различные подробности трудовой деятельности (в каждой серии разбирается кейс того или иного клиента Ольги), сумбурных связей адвоката и увлекающая детективная интрига. Сценарий продуман и написан образцово, в фильме, по моему мнению, нет ни одного драматургического или темпового провала. Сюжетное crescendo растет с фатальной неотвратимостью, достигая к финалу громогласного forte.
Пожалуй, единственный уязвимый момент — название. Эпитет «Неверные», навевающий ассоциации с адюльтером, выглядит случайным, адекватно истолковать его сложно. Можно предположить, что имелась в виду неверность многих героев себе, гуманистическим моделям поведения и неверие в добродетели.
Причины пагубной зависимости Ольги и ее нестабильного психического состояния раскрываются уже в первой половине сериала — она жертва растления. Преступление совершил отчим (Павел Баршак). Сочувствия и поддержки со стороны матери Ольга не находит. Напротив, сталкивается с одним лишь старым и недобрым виктимблеймингом. В ход идет весь классический набор фраз и месседжей, с помощью которых жертве обычно присуждается чувство вины: «всё из-за тебя», «шлюха», «не так одета» и т.д.
История с отчимом заканчивается чудовищной трагедией, и мать оказывается за решеткой. А в финале второй серии, отсидев внушительный срок, возвращается в жизнь Ольги. «Сколько изменилось за пятнадцать лет», — удивляется она по пути домой. «Нет, мама», — возражает Ольга, — «люди все то же говно».
Мать в пожилом возрасте играет Евдокия Германова. Героиня Германовой — потерянна и выхолощенна, у нее абсолютно безжизненный взор, не лицо, а посмертная маска. Измученная, болезненная, зловещая женщина — почти аллегория смерти.
Актерский кастинг проведен Кузминым-Тарасовым с перфекционистской взыскательностью. Великолепный режиссерский жест — приглашение хореографа Егора Дружинина на роль циничного и хитрого дельца Елагина. Тихий, убаюкивающий, манящий голос Дружинина и облик импозантного искусителя порабощают. Выделю также Милу Ершову в роли интриганки-тихуши Любы, Евгения Санникова, играющего разнузданного психопата Сережу, и Ивана Добронравова, в чьих глазах (это все те же выразительные глаза Вани из «Возвращения» Андрея Звягинцева) нездоровое мерцание приглушенного напряжения, которое вот-вот переродится в полноценную злость. Но, в первую очередь, безошибочен выбор главной актрисы. Роль, в которой множество красок и очень большой эмоциональный диапазон, идеально сочетается с подвижной, многооктавной актерской психофизикой Акиньшиной. В Ольге будто живет несколько личностей: пьющий, разрушающий себя человек, талантливый адвокат, трепетная мать и т.д. В каждую мини-роль Акиньшина перевоплощается со стремительностью и самоотдачей.
Ольга — человек с алкогольной зависимостью, но это не мешает ей трезво смотреть на мир. Она понимает природу пороков и, как адвокат, повидавший в карьере немало безобразных тяжб, отдает себе отчет в том, что слишком много хорошего от людей ждать не следует. Самый же строгий, поистине страшный суд Ольга ежедневно творит над собой. Настроение разочарованной грусти, переходящей в отчаяние и ненависть к себе, Акиньшина проносит через всю картину.
В «Неверных» есть удачные находки и по части изобразительной драматургии. Иногда режиссер неожиданно режет кадр на две половины и тем самым сталкивает (или стравливает) героев, пребывающих в разных локациях и психологических состояниях.
Один эпизод «Неверных» я бы рискнул назвать великим. В сцене последней встречи Ольги и Елагина Кузмин-Тарасов достигает совершенного синтеза визуального, музыкального и актерского начал. Длинный, неспешный, хореографически выверенный проход под непереносимо трагичную барочную арию Джакомелли-Вивальди «Sposa son disprezzata»[2] (ее текст и слезный мелодический вектор иллюстрируют душевную катастрофу Ольги): Елагин идет впереди, Ольга чуть поодаль. Поединок с роковыми последствиями. Он буквально уничтожает ее обесценивающими, оскорбительными репликами, смакует каждое слово, по-садистски наслаждаясь вседозволенностью и попранием человечности. А она слушает и терпит. До поры до времени… «Небеса, в чем же моя вина?»[3] — рыдает оперный голос. А Елагин говорит и говорит. «Так может умереть мне? О боже, мне не хватает ни храбрости, ни сил», — надрывается голос, будто ведя прямую трансляцию из головы Ольги… Но все-таки последнее, распетое грациозной барочной колоратурой, слово шедевра Джакомелли-Вивальди — speranza. Надежда. Не лишает нас в концовке надежды и режиссер. Если не на лучшую долю Ольги, то хотя бы на второй сезон.
.
«Обоюдное согласие»: убийство в ежедневном режиме (2 сезон, режиссер Валерия Гай Германика)
Перипетии суда (точнее, судилища) и отъема детей (гипотетического) есть и во втором сезоне «Обоюдного согласия». Формально это именно второй сезон, хотя де-факто мы смотрим не продолжение, а новый фильм, пусть и с несомненными тематическими пересечениями с первой частью.
Супруг Марины Венишевой (Глафира Тарханова) Григорий — мужчина за гранью нервного срыва. С виду он уравновешенный, солидный и благообразный. В реальности же Григорий (Максим Ползиков) — классический нарцисс-истероид с безразмерным эго. Он даже воздвиг «храм» имени себя — центр нестандартных лечебных практик «ЗОЖ». Марине вся эта бездоказательная медицина отвратительна. Она сторонник строгой научной диагностики, работает кардиологом (у нее тоже в известном смысле больное сердце) в обыкновенной больнице. Противопоставляя взгляды супругов на лечение, Германика подчеркивает их обоюдные разногласия и усиливает ощущение тупиковости брака.
Григория воспитывали сурово. От одного взгляда его мамы Тамары Львовны (Валентина Нейморовец), этакой модернизированной старухи-процентщицы, можно потерять сознание от ужаса. Не мудрено, что и в собственной семье Григорий построил полноценную деспотию. Мельчайшее бытовое несогласие с собой он воспринимает как покушение на авторитет. Никакого авторитета, впрочем, нет, а есть едкий страх, на котором и удерживается диктатура Григория. Он ведет бескомпромиссную борьбу с домашним инакомыслием: побои в семье Венишевых дело обыденное.
В городе Озерск у семьи репутация идеальной ячейки общества, Венишевы — безупречная витрина традиционных ценностей. На праздник по случаю двадцатилетия совместной жизни Марины и Григория приезжает сам мэр (Владимир Пирожок). У мэра с Григорием есть коммерческие делишки, в Озерске все, естественно, со всеми по-левиафановски повязаны. Глава города — карикатурный пустозвон-коррупционер, с приторным умилением рассуждающий о скрепах и любви к родному краю. «Нам не нужны Мальдивы, когда у нас тут есть своя самогоночка, настроенная на яблочках, и наше сальцо», — восклицает мэр. Марина на этом торжестве фальши (на большом экране демострируются идиллические семейные портреты в богатых интерьерах) сидит со страдальческим видом, а ее более решительная дочка Женя (работа Марии Михалковой-Кончаловской — настоящий актерский прорыв) устраивает демарш и ресторан покидает. Через пару минут экранного времени Григория находят зарезанным. В фильме Германики все происходит быстро, сериал компактный — всего шесть получасовых эпизодов. Картина состоит из лаконичных, скоростных, интенсивных сцен. Перед переходом к каждому новому фрагменту Германика затемняет экран, превращая его в черный прямоугольник. Эта траурная монтажная склейка — самая емкая и концентрированная метафора «Обоюдного согласия»-2.
Германика традиционно блистательно собирает команду исполнителей. Режиссер, как и в первой части, перемешивает актеров профессиональных и приглашенных селебрити. Сняться в первом сезоне Германика пригласила экспрессивного магистра «Что? Где? Когда?» Андрея Козлова. Капитан интеллектуального клуба сыграл умудренного и страдающего следователя. Во втором сезоне на роль следователя Германика позвала Диану Арбенину, артистку невероятной органики. В кадре певица чувствует себя столь же уверенно, как и на сцене. Анна Арбениной жестковата, напориста, местами груба, но и болезненно ранима. «Я — человек, я — тоже человек», — жалостливо, словно извиняясь, говорит она однажды Марине. И человек Анна с поврежденной психикой, жертва сексуализированного насилия. В ее ночные кошмары, из лабиринтов бессознательного, регулярно приходит мрачное существо, похожее на Минотавра. Анна одинока, никому не доверяет и даже со смертельно больной матерью общаться не жаждет. Однако проститься в больницу придет. Монолог Анны перед кроватью умирающей матери — сцена бергмановского масштаба.
Кто убийца внимательному зрителю ясно примерно к середине. Германика дает настолько откровенные намеки, что не догадаться, кажется, трудно. Пренебрежение к детективной интриге позволяет сосредоточиться на более существенном вопросе. Для Германики не принципиально, кто именно убил с криминально-юридической точки зрения, ей важно понять другое: почему в семье Венишевых происходило ежедневное убийство психологическое.
Финальную шестую серию режиссер превращает в своеобразную лекцию о природе домашнего насилия. Этот прямой художественный прием действует оглушающе. Марина в зале суда (выдающаяся, трагическая игра Тархановой) объясняет собравшимся, почему жертве сложно выбраться из рабства созависимости. После столь искреннего и подробного ликбеза, прерываемого режущим без ножа плачем, любой вопрос вроде «а почему же тогда не ушла?» предстает глупым и бессовестным.
«Наше общество заражено насилием», — формулирует Марина очевидную, но от того не менее шокирующую мысль. Еще больше беспросветности в следующей фразе: «Я не знаю, как это исправить». Похоже, этого не знает никто.
.
«Красные линии»: рукописи в очередной раз не сгорели (режиссер Гамлет Дульян)
Я издам книгу и у нас все будет хорошо.
Фраза Елены из первой серии
Рассуждать об этом сериале на страницах литературного журнала особенно увлекательно и уместно. В «Красных линиях» красной, уж извините, нитью проходит тема изнурительных внутренних самоистязаний писателя, а жанр сериала слегка высокопарно обозначен как кинороман. Буквально в первой сцене фильма знаменитый прозаик Михаил Наумов (статный Илья Любимов с изумительным, терпким тембром голоса) хочет, подобно Треплеву, застрелиться. Некогда востребованный литератор (он написал нашумевший опус со сладковато-гламурным названием «Маршмеллоу») основательно погрузился в творческую депрессию. Наумову не пишется, на чистой странице он способен вывести лишь беспомощное «Я не». «У меня словно чернила закончились», — жалуется Наумов издателю (Алексей Маклаков). Давно нелюбимая жена Клава (Александра Флоринская) по-садистски раззадоривает вечную писательскую неуверенность в себе. «А, может быть, тебя вообще больше не напечатают», — задевает она. После такой «поддержки» впору застрелиться или спрыгнуть с балкона, на котором супруги и беседуют.
Прошлой весной платформа Start выпустила сериал «Жить жизнь» (вскоре ожидается второй сезон) с Любовью Аксеновой и Романом Васильевым. В этом фильме функционирует целый клуб (абьюз в сериале институциализирован), в котором начинающие манипуляторы под предводительством демонического наставника (Даниил Воробьев) осваивают мастерство кукловодства и эмоциональных качелей. Этой весной Start продолжил исследование нездоровых, а местами откровенно перверсивных, отношений в «Красных линиях» — спин-оффе мегауспешных «Бывших».
Прославила «Бывших» уже упомянутая Любовь Аксенова, но в «Красных линиях» ее нет. Фокус наведен на судьбу Елены Берн (Полина Гагарина). Уверен, что многие запомнили популярную эстрадную певицу в роли дерзкого и порывистого коуча из третьего сезона. У Гагариной за плечами учеба в Школе-студии МХАТ, основами актерской профессии она, без сомнения, владеет и в кадре держится профессионально.
«Красные линии» — история становления Елены как литератора и ее героического внутреннего перерождения, решительного отсечения прошлого (в спин-оффе она еще не взяла лощеный, заграничный псевдоним Берн, а носит простоватую фамилию Огурцова). В рекламном анонсе не без налета дурновкусного пафоса написано: «Порой, чтобы перестроить себя и начать жизнь с чистого листа, нужно сжечь предыдущую рукопись». Но рукописи, как известно, воспламеняются не так легко.
Сбежав от примитивного, озлобленного мужа (Ростислав Бершауэр) с повадками неудачника (его карьера хоккеиста не задалась), Елена снова нарывается на абьюзера, на сей раз гораздо более изощренного и умного — того самого Михаила Наумова. Наумов — человек без моральных красных линий, он впустил в себя абсолютно зло (наверное, поэтому-то и утратил талант). На рекламных билбордах, развешанных по всему городу, писатель изображен в образе осьминога. Надо сказать, идеально выбранный облик для данного персонажа. Наумов скользкий и свои длинные «щупальца» запускает повсюду (обидеть осьминогов сравнением с мерзавцем я, если что, не желал). Лживый, самовлюбленный беллетрист без раздумий и крайне эффективно ломает судьбы. Он наглеет до того, что в какой-то момент решает обмануть саму литературу. У начинающей писательницы Наумов крадет рукопись (она-то и названа «Красные линии»), а за такое литературный бог карает без пощады. Себя Наумов ощущает то ли литературным рабовладельцем, то ли доппельгангером Елены, в нем живет полубезумная, бредовая уверенность: этот текст принадлежит ему по праву. «Последняя сказка» (Наумов меняет название) становится последней во всех смыслах. Номинации в сериале нарочито говорящие и с библиофлером. Скажем, заключительная очная встреча между Еленой и Наумовым случается в литературном клубе «Катарсис». А в первой серии Елена относит рукопись в издательство Fraza (именно латиницей, через размашистую черную z). Какие только мучения на рукопись за шесть серий ни свалятся: и с электронного носителя текст удалят, и украсть попробуют, и при пожаре (!) листы пострадают. Но, в конечном итоге, бессмертная фраза из булгаковского романа опровергнута не будет: рукопись Елены во время всех злоключений прилично подкоптится, но не сгорит. Самого же автора литпроцесс заметно потреплет, но сделает сильнее.
В сказке, которая никогда не ложь, подразумевается намек, он же одновременно и урок. Какой урок получают герои «Красных линий» Елены нам до конца не ведомо (писательница упоминает о фабуле и магистральной идее сочинения вскользь), но вот моральный итог «Красных линий» кинематографических по-сказочному нравоучителен: на чужое не зарься, гордыню усмири, будь трудолюбив и честен.
Гораздо более драматична, неоднозначна и сценарно состоятельна линия другой жертвы абьюза Наумова — его жены Клавы. Раньше Клава была актрисой и активно снималась, но потом стала кем-то вроде литературного агента Наумова. Поначалу эта дамочка не вызывает ни малейшего сострадания, Клава жеманна, манерна (она использует курительный мундштук, видимо, строит из себя какую-нибудь роковую красавицу Серебряного века), притворна, как плохая лицедейка, и ведет себе вызывающе аморально. Кажется, что Наумов и Клава одна сатана, но это не совсем так. Постепенно, шаг за шагом режиссер раскрывает нам трагедию этой женщины. Психика Клавы порушена, жизнь поломана. Единственный повод держаться за эту самую жизнь — сын Саша (Сергей Бредюк), за его любовь и уважение Клава отчаянно и, увы, безуспешно сражается. Саша по-гамлетовски мать презирает, а отца ненавидит (есть за что, личные счеты). В шестой серии, когда Наумов слушает виниловую пластинку с записью «Кольца нибелунга», Саша нападет на отца со спины. Героя вагнеровского шедевра Зигфрида, между прочим, поражают копьем именно в спину. В четвертной части тетралогии Вагнера, раз речь зашла о его творчестве, гибнут боги, в «Красных линиях» терпит крах зарвавшийся литературный божок местного значения. Словосочетание «Гибель богов» ассоциируется, помимо оперы Вагнера, еще и с великой кинофреской Лукино Висконти. В ней зашкаливающая внутрисемейная ненависть символизирует самоубийство общества, упавшего в преисподнюю фашизма. В «Красных линиях» социополитический компонент отсутствует, а вот разложение семьи показано впечатляюще, во всех неприглядных деталях (в них-то, по обыкновению, и квартирует дьявол). «Не получилась у нас семья», — резюмирует Саша. «Ничего не получилось», — соглашается Клава.
А у Елены получилось. Она научилась держать личные границы на замке и сопротивляться: мужу, Наумову, неблагоприятным обстоятельствам, наконец. Жизнь ведь тоже еще тот абьюзер.
.
[1] В конце каждой серии на экране появляется информация о том, где люди с алкогольной зависимостью могут получить помощь и поддерживающая, снимающая излишнее давление, приписка: «Обратиться за помощью не стыдно».
[2] Арию написал итальянский композитор XVIII века Джеминиано Джакомелли, но прославилась она благодаря тому, что ее (в слегка измененном варианте) использовал Антонио Вивальди, в своей опере. Подобные заимствования были обычной практикой для того времени.
[3] Цитируемый перевод сделал Александр Кузьмин. С полным текстом арии можно ознакомиться здесь: https://glaurungopera.blogspot.com/2012/03/sposa-son-disprezzata-bajazet-merope.html
.
