Если что-то вам особенно ценно, то вы готовы возвращаться к этому снова и снова, хотя бы раз в год. Здесь не идет разговор об обязанности, это скорее потребность, хотя в нашей жизни зачастую наши обязанности и есть наша потребности. В рассказе Елены Корольковой «Откуда ты» цель путешествия остается немного за кадром, хотя и обозначена автором уже в первых абзацах. Повествование скорее рассказывает о дороге и об взаимоотношениях участников путешествия (хотя путешествием это можно назвать лишь отчасти). Перенос смысла рассказа из описания действий в психологическую плоскость дает возможность открыть целый мир тонких материй, который именно и проявляется в путешествии, тем более если вы едете в канун Троицы на забытое деревенское кладбище.
Вячеслав Харченко
Королькова Елена. Родилась в 1980 году в деревне Новгородской области. Окончила очную сценарную мастерскую ВГИК (мастер Степанов А. Я.) Публиковалась в журналах «Искусство кино», «Русский динозавр», «Дактиль», «Пашня», «Формаслов», «Пролиткульт», на сайтах «Полутона», «Прочтение», the Village, в проекте «Что я знаю о папе». Лауреат конкурса духовной литературы «Молитва» (2022). Финалист литературных конкурсов «Есть только музыка одна» (сезон 2021/2022), «Ступень к Парнасу» (2021). Участница Второй Всероссийской литературной мастерской для начинающих писателей АСПИР (2022). Работает бухгалтером в благотворительном фонде «Кислород» и в театре неслышащих актёров «Недослов». С 2007 года живет в Москве.
Елена Королькова // Откуда ты?
Мы приехали из Москвы на ночном плацкарте в Старую Руссу в четыре утра. В поезде я поспала час. Когда-то я очень любила ночные бдения в поездах. Это было так романтично в двадцать шесть; сидеть всю ночь у окна в плацкарте, обняв колени, и смотреть в многослойную темноту, сменяющуюся огнями городов и посёлков. Теперь я так переживала, что не смогу уснуть в поезде, что действительно не засыпала, но радости, а тем более романтики в этом не было. Долгая ночь в поезде была мучительной. А засыпалось непременно за час до прибытия и так сладко, так нежно, как в пять лет. Ты уплываешь и сразу бережный, но убедительный шёпот проводницы: «Через полчаса прибытие». И ещё полчаса борешься с тошнотой, с болью в мышцах и дрожью. Кажется, если подниму глаза, рассыплюсь.
Мы остановились в гостинице возле курорта «Старая Русса», чтобы не идти в четыре утра к тёте Гале, не сидеть с ней за утренним чаем, не поддерживать разговор. В прошлый раз мы пришли с поезда к ней. Она красила ресницы в пять утра, точно так же, как двадцать лет назад. Но в этом году я решила поберечь силы. Мы приехали заранее, за день до дня Икс. Поселились в отеле и ругались весь день, а потом и всю ночь. Комары кусались, фумигатора в номер не было. Муж пошёл на ресепшн и принёс нерабочий фумигатор. К трём утра мы решили, что он не поедет со мной на кладбище. Я представила мамино лицо, когда она это узнает.
Каждый год мы ездим на деревенское кладбище перед праздником Троицы и выезжаем именно в шесть утра. Почему-то нельзя позже. Например, в десять. Я как-то спросила у мамы, почему нельзя выезжать в удобное время? Она разразилась такой речью! «Кому это время удобное?» Конечно, только таким ленивым паразитам, как я. Все нормальные люди встают в пять утра. Я отвечала ей, что можно же не ехать с дядей Серёжей на его «очень хорошей машине», можно заказать такси. Мама выпаливала, что это бред, что такси не станет нас ждать, чтобы отвезти обратно. Я говорила, что заплачу, сколько нужно, чтобы такси ждало нас. Мама тогда отвечала просто: «Ооооооооо», так она отвечает, когда аргументы закончились, но уступать не собирается. Всем удобно в шесть утра. Потом у людей дела. Лодочник Петя потом будет занят. И дядя Серёжа считает удобным выезжать в шесть. Ведь это его машина, а у нас машины нет. У моего мужа нет прав, нет машины. Я говорю, что это наш выбор — не водить машину. Мама отвечает: «Оооооооооо».
Я проснулась в номере отеля в пять тридцать. Дрожащими руками почистила зубы, посмотрела на банку кофе и не стала пить. Поможет совсем ненадолго, зато потом будет ещё хуже. Выпила воды. И вышла на пустую свежую улицу провинциального городка. Асфальт ещё не покрыт пылью, он грифельный после ночных поливальных машин. Свежо. Даже холодно. Я обхватила себя руками. На третьем этаже отеля спал мой муж. Отель казался уже частью другой жизни. И муж был там, а я — здесь. И мне предстояло сообщить всем, что он не поедет и как-то выдержать ответную реакцию.
Единственная машина на дороге была дядь Серёжина. Он остановился. Я села на заднее сидение к маме.
— А Артём где?
— Мы решили, что он не поедет. Устал. Да и что ему там делать…
— Как это? Ты шутишь?
— Я не шучу.
— А зачем мы столько еды набрали? А зачем мы две лодки заказали? Катя вот тоже не поехала, её с работы не отпустили. Мы теперь в одну лодку поместимся!
— То есть, Артём должен был съесть всё, что вы приготовили? Занять все места в лодке? Позвони, отмени вторую лодку.
Но мама никак не могла дозвониться Димке и сказать, чтобы он не приплывал за нами на лодке.
Димка…
И вот мы трясёмся по дороге в дядь Серёжиной машине. «У него и яхта есть». Ну как яхта? Лодка. Мама сидит очень важная. Серёжа, у тебя и камера есть? А как тут окно открывается? Надо же!
Мама и тётя Галя без конца болтали и громко смеялись в душной машине дяди Серёжи. Окна открыть нельзя. Я смотрела в окно, едва сдерживая тошноту. Тётя Галя всю дорогу сидела, обернувшись с переднего сиденья. Им за шестьдесят. Они легли спать в два часа ночи. Застольничали. Как им удаётся? Я смогла только тихо бесцветно прошелестеть, что хочу пить. Меня тут же закидали всеми видами напитков. Я взяла воду.
От Старой Руссы до переправы через реку восемьдесят километров. Там в большом посёлке Перегино мы ставим машину у самого входа в прибрежный лес. В конце картофельного поля. Здесь мы непременно едим возле багажника.
Я сидела на корточках в траве. Ела бутерброд. Вымокла в росе. Солнце катилось по небу с гудением давно закрытых молочных ферм. После перекуса и переобувки мы входим в лес. Здесь начинается новый этап пути. На этом пути всё ритуал. Спускаемся мы минут пять, по крутому склону мимо глубокого оврага, по узкой тропке, один за другим. Мама с тётей перекликаются и смеются, и я начинаю перекрикиваться с ними. И тоже смеюсь. Женщины у нас в роду смешливые — вспомнила я. Здесь мама и тётя — две девочки. Здесь начиналась их жизнь. Они хохочут, выдают пошлые шуточки. Голоса у них звонкие, молодые. Я думаю; хорошо, что муж не поехал и что тёть Катю не отпустили с работы. Тётя Галя и тётя Катя вечно враждуют.
Выходим из леса, и сразу берег реки. У песка стоит лодка.
— О, Димка уже здесь, — говорит дядя Серёжа.
Я чувствую, как подскакивает давление.
— Он тут, наверное, и ночевал. У него баба, наверное, в Перегино.
— А чего ж нет? Парень ведь молодой!
Я отвожу глаза в сторону. Смотрю в сторону леса, откуда мы вышли.
— Ты что, Димку ждёшь? — спрашивает дядя Серёжа.
— Ну да, пора уже. Комары достали.
— Так жди его с реки!
— А лодка?
— Так я не знаю его лодку, — смеётся дядя Серёжа.
— А эта чья?
— Да почём мне знать?
Смеются. Ха-ха-ха. Как смешно. Лодочник никогда не прибудет в назначенное время. Через десять минут я уже нервничаю.
— Может, Дима проспит и не приедет? — говорит мама.
— Мам, ты позвони лучше Пете, пусть он не приезжает, ему ведь тут недалеко, а Димке плыть полчаса до нас. Он уж выдвинулся давно.
— Ты что? Ты с ума сошла?
— А что?
— С Петей поедем!
— Но почему? Ведь с Димой удобнее!
— Доченька, у них свои тут правила; Петя старший, он должен везти.
– Всё дело в деньгах?
— Конечно, в деньгах! А что ты думала?
— Ничего. Заплатите Пете, пусть он остаётся дома.
— Заплати три тысячи!
— Сколько?
— А сколько ты думала? На бензин сколько надо!
Вдалеке едва слышно загудел мотор лодки.
— Не проспал Димка! Как неудобно. Зря, получается, он едет, — говорю я.
— Уймись!
Ещё через минуту раздаётся другой едва слышный гул на противоположном берегу.
— Петя на болотоходе едет с деревни.
Говорит мама с гордостью.
Первой появляется из-за излучины реки лодка Димы. Он причаливает. Похудевший, щетинистый и заспанный.
— Дима, мы тебе не дозвонились, нас видишь, как мало…
Виновато говорит мама.
— Ну, ничего, я тогда в магазин схожу, коль уж приехал.
Отвечает он тихо. Выходит из лодки на берег.
Следом причаливает встревоженный Петя. Мама быстро его утешает, сделав шаг в его лодку. Потеря заработка для Пети — это катастрофа. С той самой поры, как он «подшился». Я помню, как его дети плавали на вёсельной лодке искать его в Перегино, пьяного тащили домой и двенадцатилетний сын грёб вёслами, а десятилетия дочь сменяла его, когда он уставал. Потом Петя завязал, резко сменил образ мысли, у него теперь куча техники, перевозки на реке, свой магазин продуктов. Он стал не то чтобы немногословен, абсолютно молчалив. И смотрел из-под бровей будто обиженно. Он выглядел точно, как двадцать лет назад, только глубже морщины, и на дублёном лице ярко-голубые молодые глаза смотрятся неожиданно.
Петя — муж родной сестры моего отца. Мать и отец родом из соседних деревень. Тут все нам родственники. Но Дима мне не родня. Сосед. Наши деды были закадычными друзьями. У нас в старом альбоме есть фото, где они вместе сидят на качелях и смеются.
— Дима, ты только приезжай потом, после магазина, — говорю я и смотрю прямо на него.
— Приеду.
Мы медленно отчаливаем. Он стоит на берегу. Уперев руки в бока. Я смотрю на него, пока он ни скрывается из виду за излучиной реки.
Лодка разгоняется, переходит на мерный рёв.
Пете я бы заплатила, а Димке не могу. И Димка остаётся без заработка.
О чём мы вчера спорили с мужем? Мы не могли найти кафешку, чтобы перекусить. Кафе в нашем отеле, где мы рассчитывали питаться, было закрыто на свадебное обслуживание. Я злилась почему-то именно на мужа. Мы брели и брели под палящим солнцем. Наконец, на центральной площади появились кафешки, но я уже вошла в штопор, все они были не те да не такие; здесь слишком шумно, там слишком пахнет кухней. В какой-то момент муж пошёл посмотреть меню, я стояла одна на углу. Оттуда открывался вид на центральную площадь города с красивой недавно отреставрированной водонапорной башней. Люди сидели у фонтана, стоял привычный, летний, городской шум. В окне старинного двухэтажного дома была плотно задёрнута тёмная портьера. Вот она колыхнулась. Мне захотелось поскорее забраться в номер отеля.
В номере было душно, хоть и работал кондиционер. Я лежала на диване и смотрела, как в панорамном окне балкона величаво магически шевелится мощная крона липы, что стоит при входе в курорт. Я и липа и больше ничего. Когда-то я родилась в этом городке. Маму вечером посадили в автобус из Перегино в Старую Руссу. Она ехала в автобусе совсем одна с огромным животом. Она только добралась в тёмной декабрьской ночи до роддома, как начала рожать. А в шесть утра я родилась.
В прошлый раз с нами ехала тётя Катя, и тётя Галя всю дорогу молчала. Они не ладят. Каждая винит другую во всех своих бедах. Хотя они удивительно похожи во всём. Но им нужна вражда, нужно найти виноватого. Оправдать свою жизнь. Жизнь не удалась у девчонок, родившихся в большой полнокровной деревне, опустевшей к их совершеннолетию? Им нужно было куда-то ехать, искать лучшей доли. Три сестры разъехались по разным местам. И у всех троих судьба сложилась одинаково обыкновенно; тяжёлая, обыденная работа, пьющий муж, двое детей. И единственная отдушина — это вражда. Кто-то во всём виноват. И это оправдывает бесцветную жизнь. А на самом деле их жизнь оправдывает эта гора над рекой, тёмные воды реки, рокот моторной лодки, несмелый, но всё же любопытный взгляд синих глаз старого лодочника, брызги из-под борта лодки, эти бутерброды у багажника машины летним утром в мокрой от росы траве. Хохот и глупые шутки на узкой тропинке по соседству с кручей. И это кладбище, где лежат их прадеды, деды, родители.
Мы сделали уборку на кладбище, повесили новые венки. Выпили чаю у соседки баб Нади. Сели в лодку к ожидающему нас Пете и поплыли обратно.
Мы с мамой сидели на корме и смотрели прямо перед собой.
— А Димка так и не приехал, — сказала мама.
— Лодка его в кустах возле Заручевья стоит, к дружку своему завернул, — сказал Петя.
— Ну не хочет он с вами общаться, на хрен вы ему нужны! — говорит тётя Галя за моей спиной, совсем близко.
Мы возвращаемся в город в двенадцать дня. Муж ждёт меня возле отеля, взволнованно высматривает машину дяди Серёжи на дороге. Я прошу остановить машину и выхожу.
