Вадим Седов ироничен и остроумен. Он умеет оборачивать и переосмыслять классический материал так, что эрудированный читатель прищуривается от удовольствия: “Экие завихренья!” То гоголевский Акакий Акакиевич перекочует в современность с “1С Бухгалтерией” и икеевской мебелью, то Державин подмигнет перед схождением в гроб, то Шостакович прозвучит со сцены в оправе крыловско-басенных интонаций. Но стихи Седова выходят за рамки игровой или развлекательно-слэмовской поэзии, которая обязана где-то удивлять, где-то эпатировать. На контрасте высокого и низкого (не просто так Шостаковича исполняет какой-то лажающий “виннипух”), аллюзий к прошлому и узнаваемых черт современности утверждается грустноватая интонация, которая схватывает типаж современного человека, несуразность мира и нас самих (“Мы вывезем (мы всяк по-своему лоша́дь)”). И даже открытая лирика “как незаметно зима наступает” и “В зоне бедствия светла летная погода” всегда подразумевает какую-то подковырку и вторую глубину, в отдельных образах (“ты ни о чем меня лучше не спрашивай / фрукт экзотический дворник оранжевый”) или на уровне всего текста (последнее стихотворение), где песенная интонация и штампы (“крылья”-“полеты”, “туман с полей”, “светлые глаза” с небес), использованные нарочно, позволяют найти новую оптику для разговора о сегодняшнем дне.
Анна Маркина
Вадим Седов родился в 1961 году. Живет в Москве. По образованию — инженер-механик. Пишет с середины 80-х годов. Стихи публиковались в журналах и альманахах Homo Legens, «Аврора», «Белый ворон», «Формаслов», «Новая реальность», «Полутона», «Сетевая словесность», «Восток-Запад» (Казахстан), «Гостиная» (США), «Стороны света» (США). Призер конкурса «Заблудившийся трамвай» им. Н. Гумилева (Санкт-Петербург, 2019).
Вадим Седов // Крушение декораций
***
Закат эпохи невеликих кормчих.
Усталая зима в февральских корчах
отчаялась душить теплоцентраль,
и лишь ноздрями втягивает воздух,
высчитывая место на погостах
под тех, кому не вытянуть февраль.
Есть многое страшнее, друг Гораций,
крушения истлевших декораций,
надысь пленявших далью голубой.
Что прятаться за колосник, заржавлен?
Едино — засечет старик-Державин
И, в гроб сходя, потянет за собой.
***
Однако, каков неудачник:
выходит из офисной двери
Акакий Акакич Башмачкин,
закрыв «1С Бухгалтерию».
Его оберут и отлупят
залетные пьяные урки.
Ах, верно ли скоро наступит
Серебряный век в Петербурге?
Безмолвной заневскою полночью
в икеевском доме игрушечном
остынет сердчишко чиновничье
на тощей кроватке старушечьей.
Не вынесет муки душевной,
в забвение черное канув.
Где знать ему, что за волшебное
напишет Георгий Иванов?
Пока в бессознательном гарвардском
семестр для курса не выделен
основ примирения с варварством
исконным, прямым и обыденным —
ступайте, ступайте не глядя
по серому позднему снегу,
лежащему, словно проклятие
грядущему лучшему веку.
***
как незаметно зима наступает
рано темнеет поздно светает
утром выходишь во двор никого
словно весь мир для тебя одного
мимо домов двадцать первых и третьих
так вот бежишь ни души и не встретив
только у бойлерной мелко дрожит
дворник оранжевый тощий таджик
черные брови снег на бровях
видимо новенький в наших краях
ты ни о чем меня лучше не спрашивай
фрукт экзотический дворник оранжевый
местом работы за горстку рублей
нет бы нам выбрать края потеплей
мы ведь еще относительно молоды
холодно холодно холодно холодно
что тут поделать такая работа
утречком зимнего солнцеворота
солнце когда-нибудь станет большим
так что за дело давай поспешим
дворник лопатою путь расчищает
снега нападало воздух мягчает
перетекает день в белизну
этот автобус уходит в весну
Квартет
К вам — струнный коллектив, пешком из Ленинграда.
Вороны и лисы, лисы и винограда,
мартышки и очков, зерцала и труда
логических цепей закономерный синтез.
Смотри, пюпитр не сбей. Пожалуйста, подвиньтесь,
ослино ухо плюс козлина борода.
Привычен к смене мест не дорожащий местом —
что норд, что зюйд, что вест, что Бремен, а что Дрезден.
Пора и начинать. Расселись по местам.
Презревшие стандарт определяют моду.
Подамся чуть назад, не то потянет в воду.
Вода же столь темна, что воз и ныне там.
Веди смычком плавней, смотри в глаза чудовищ.
Никто не говорил, что легок Шостакович.
Мы вывезем (мы всяк по-своему лоша́дь).
До самых мелких нот знакома партитура.
Пусть музыка рванет свободно, без сумбура.
Слышь, ептыть, виннипух, попробуй не лажать.
***
В зоне бедствия светла летная погода.
Млечный путь, ночная тишь, реактивный след.
Да небесные тела водят хороводы.
Но куда тут полетишь, если крыльев нет?
А за сонною луной, за поземной гладью,
за белесой Колымой, пестрой Хохломой
шьет любимая моя маленькое платье
чтобы выйти в нем встречать, как вернусь домой.
Мы пройдем по всем садам — тщетен отчий окрик,
по обеим сторонам — яблоневый мед,
и не важно будет нам, кто и как посмотрит,
и не важно будет нам, кто и как поймет.
Там у чистого ключа — дом на косогоре,
иван-чай, да молочай, да туман с полей.
Ты, печаль моя, печаль, горе мое, горе,
ты там только не скучай, только не болей.
Схватки в завтрашней войне вряд ли выйдут легче,
так что тут не до невест, не до нежных ласк.
Ночь набрасывает мне волчий мех на плечи,
да следит за мной с небес пара светлых глаз.
