Борис Борисович Рыжий (8 сентября 1974, Челябинск — 7 мая 2001, Екатеринбург) — русский поэт. Родился в семье Бориса Петровича Рыжего, доктора геолого-минералогических наук, профессора, и Маргариты Михайловны — врача-эпидемиолога.
Лучшие стихи Бориса Рыжего раскрывают особенности его печальной музы, всегда обращённой к самым неприглядным сторонам человеческой жизни – миру социальных низов: преступников, «ментов», проворовавшихся депутатов и девушек лёгкого поведения. Это сознательный выбор поэта, для которого боль за всех пропащих, страждущих была неотъемлемой частью жизни и творчества:
Я жил как все — во сне, в кошмаре — и лучшей доли не желал.
В дублёнке серой на базаре
ботинками не торговал,
но не божественные лики,
а лица урок, продавщиц
давали повод для музы’ки
моей, для шелеста страниц.
Ни славы, милые, ни денег
я не хотел из ваших рук…
Любой собаке — современник,
последней падле — брат и друг.
На сегодняшний день о Борисе Рыжем написано немало монографий, статей и воспоминаний. Главные два вопроса, на которые стремятся ответить исследователи творчества и биографы уральского поэта: какое место он занимал в русской литературе вообще и в чём уникальность, неповторимое своеобразие его поэзии? Рыжий никак не мог примирить в себе два противоположных начала: лелея в душе мечту о прекрасном, мысленно стремясь к «заветному небу», он продолжал воспевать жизнь грязных городских кварталов, вырабатывая имидж «в доску своего», народного поэта — всё это порождало чувство глубокой неудовлетворённости и осознание собственной зависимости от жизненных обстоятельств. Но говорить о чем-то возвышенном, как и большинству поэтов, Рыжему всегда хотелось:
Я так хочу прекрасное создать,
печальное, за это жизнь свою
готов потом хоть дьяволу отдать.
Хоть дьявола я вовсе не люблю.
Поверь, читатель, не сочти за ложь —
что проку мне потом в моей душе?
Что жизнь моя, дружок? — цена ей грош,
а я хочу остаться в барыше.
Взгляд поэта то и дело обращается «наверх», но он не очень доверяет небесам, которые часто видит только в отражении грязной лужи. Есть в поэзии Бориса Рыжего и универсальный образ-константа — это музыка, воплощение абсолютной красоты, способной существовать вне всяких земных привязок. Только гармония звуков способна приобщить к вечному и нетленному бездомного пропойцу, засыпающего под игру саксофониста с улыбкой на лице:
Над саквояжем в черной арке
всю ночь играл саксофонист.
Бродяга на скамейке в парке
спал, постелив газетный лист.
Я тоже стану музыкантом
и буду, если не умру,
в рубашке белой с черным бантом
играть ночами на ветру.
Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
под небом, выпитым до дна, —
спи, ни о чем не беспокойся,
есть только музыка одна.
Бытописание сакрального — так можно было бы назвать художественный стиль Рыжего. «Небесные» образы поэт наделяет грубоватыми «земными» деталями, и возникает почти что новая религия. Ангел с кастетом в левой руке без зазрения совести матерится, сын божий валяется в буфете, бог-отец умирает, не востребованный обществом. Наряду с этим происходит и обратный процесс — в неприглядных реалиях повседневности внезапно проступает её подлинная экзистенциальная сущность, на уровне бытийного воплощения. Эти взаимообратные метаморфозы — костяк поэтического мировосприятия уральского поэта:
…Все с нетерпеньем ждут кино,
живут, рожают, пьют вино.
Картофель жарят, снег идет,
летит по небу самолет.
В кладовке темной бабка спит
и на полу горшок стоит.
Уходят утром на завод.
…А завтра кто-нибудь умрет —
и все пойдут могилу рыть…
В кладовке ангел будет жить —
и станет дочь смотреть в глазок,
как ангел писает в горшок.
В силу своеобразия поэтического голоса, а также особенностей того времени, в которое Рыжему суждено было родиться, многие исследователи называют его последним поэтом советской эпохи. Но так ли это на самом деле? Да, он захватил кусочек позднего СССР, однако сам советским поэтом никогда не был. Он впитал в себя различные литературные традиции и стал первым певцом как раз постсоветского времени, создав особый стиль и даже «фабрично-трущобную» мифологию. При этом нельзя не согласиться с наблюдением Ильи Фаликова, отметившего в своей монографии, что Борис Рыжий «продлил ту линию русской поэзии, которую называют некрасовской». Жестокость наряду с милосердием, осознание вселенской вины за чужие грехи и поломанные судьбы — конечно, с этой точки зрения Борис Рыжий был близок и Некрасову, и Достоевскому:
Ах, что за люди, что у них внутри?
Нет, вдумайся, нет, только посмотри,
как крепко на земле они стоят,
как хорошо они ночами спят,
как ты на фоне этом слаб и сир.
…А мы с тобой, мой ангел, в этот мир
случайно заглянули по пути,
и видим — дальше некуда идти.
Ни хлеба нам не надо, ни вина,
на нас лежит великая вина,
которую нам бог простит, любя.
Когда б душа могла простить себя…
Печать внутреннего раскола отразилась даже во внешнем облике Бориса. Шрам, полученный ещё в детстве, пересекал от переносицы до скулы по-блоковски аристократическое лицо. Жёсткость и ранимость, грубость и утончённость — противоречивые штрихи портрета Рыжего. В 14 лет мальчик начал писать — и в то же время стал чемпионом Свердловска по боксу среди юношей. По свидетельствам очевидцев и друзей — одноклассника Алексея Кузина, поэтов Дмитрия Рябоконя и Олега Дозморова, жены Ирины Князевой — Борис никогда не был паинькой: участвовал в школьных драках, якшался с криминальными элементами, даже изготавливал самодельные боеприпасы. Однако его подлинная натура отрицала необходимость присоединения к любому злу и страдала от невозможности ему противостоять. Музыка заканчивалась — и оставалось тупое безразличие, нежелание дышать и жить:
Ничего не надо, даже счастья
быть любимым, не
надо даже тёплого участья,
яблони в окне.
Ни печали женской, ни печали,
горечи, стыда.
Рожей — в грязь, и чтоб не поднимали
больше никогда.
Не вели бухого до кровати.
Вот моя строка:
без меня отчаливайте, хватит
— небо, облака!
Жалуйтесь, читайте и жалейте,
греясь у огня,
вслух читайте, смейтесь, слёзы лейте.
Только без меня.
Ничего действительно не надо,
что ни назови:
ни чужого яблоневого сада,
ни чужой любви,
что тебя поддерживает нежно,
уронить боясь.
Лучше страшно, лучше безнадежно,
лучше рылом в грязь.
Безусловно, Борис задумывался о том, каким он останется в памяти потомков — ему хотелось быть по-настоящему понятым и услышанным. Даже теми, кто видел в нём маргинала, циника, уличного хулигана и боксёра — но только не поэта. К сожалению, привязанность к среде, разъедающий быт загнали музу-аристократку Рыжего глубоко в подполье, а из него самого сделали мрачного короля Вторчермета. Справедливости ради следует сказать, что приверженность своей малой родине и кровное с ней родство, постоянно ощущаемое поэтом, делают его в чём-то близким Есенину. Уроженец села Константиново навсегда остался частью родной Рязанщины, а уральский самородок Рыжий — живой историей своего края, его исписанной кровью бессмертной страницей:
Приобретут всеевропейский лоск
Слова трансазиатского поэта,
Я позабуду сказочный Свердловск
И школьный двор в районе Вторчермета.
Но где бы мне ни выпало остыть,
В Париже знойном, Лондоне промозглом,
Мой жалкий прах советую зарыть
На безымянном кладбище свердловском.
Не в плане не лишенной красоты,
Но вычурной и артистичной позы,
А потому что там мои кенты,
Их профили на мраморе и розы.
На купоросных голубых снегах,
Закончившие ШРМ на тройки,
Они споткнулись с медью в черепах
Как первые солдаты перестройки.
Пусть Вторчермет гудит своей трубой,
Пластполимер пускай свистит протяжно.
А женщина, что не была со мной,
Альбом откроет и закурит важно.
Она откроет голубой альбом,
Где лица наши будущим согреты,
Где живы мы, в альбоме голубом,
Земная шваль: бандиты и поэты.
Если более конкретно говорить о литературной славе Бориса Рыжего, то судьба была к нему достаточно благосклонна. Всего поэт написал около 1300 стихотворений, из которых было издано примерно 350. Первая публикация стихов состоялась в 1992 году в екатеринбургском выпуске «Российской газеты».
Первая журнальная публикация появилась в 1993 году в «Уральском следопыте» (1993, №9). С такой же симпатией к Рыжему относились редакторы других толстых журналов: его стихи публиковались в журналах «Звезда», «Урал», «Знамя», «Арион», альманахе Urbi, переводились на английский, нидерландский, итальянский, немецкий языки. Кроме того, Борис Рыжий успел стать лауреатом литературных премий «Антибукер» (номинация «Незнакомка») и «Северная Пальмира» (посмертно), поучаствовать в международном фестивале поэтов в Нидерландах. По утверждению Евгения Рейна, «Борис Рыжий был самым талантливым поэтом своего поколения».
…Несмотря на очевидное признание, поэт всегда ощущал глубокую неудовлетворённость жизнью, оставался одиночкой, избегал светских тусовок и всё чаще думал о собственной смерти:
… поздним вечером на кухонном балконе,
закурив среди несданной стеклотары,
ты увидишь небеса как на ладони
и поймешь, что жизнь твоя пройдет недаром.
В черном мире под печальными звездами. —
То — случайная возможность попрощаться
с домочадцами, с любимыми, с друзьями.
С тем, что было. С тем, что есть. И с тем, что будет.
Незадолго до ухода Рыжему диагностировали депрессию: он пил назначенные доктором лекарства почти до самого конца, но это не помогло. Вот как его уход из жизни, произошедший 7 мая 2001 года, описан в монографии Ильи Фаликова: «С отцом говорили часов до трёх, пока тот не принял феназепам. Борис попросил маму: если можешь, посиди со мной. Она посидела рядом с ним, он вроде бы уснул. В эту ночь, под утро, он ушёл. Петлёй послужил пояс от спортивного кимоно, прикреплённый к балконной двери. И где он его нашёл?..»:
В России расстаются навсегда.
В России друг от друга города
столь далеки,
что вздрагиваю я, шепнув «прощай».
Рукой своей касаюсь невзначай
её руки.
Длиною в жизнь любая из дорог.
Скажите, что такое русский Бог?
«Конечно, я
приеду». Не приеду никогда.
В России расстаются навсегда.
«Душа моя, приеду».
Через сотни лет вернусь.
Какая малость, милость, что за грусть —
мы насовсем
прощаемся. «Дай капельку сотру».
Да, не приеду. Видимо, умру
скорее, чем.
В России расстаются навсегда.
Ещё один подкинь кусочек льда
в холодный стих.
…И поезда уходят под откос,
…И самолёты, долетев до звёзд,
сгорают в них.
Посмертная популярность Рыжего наступила очень скоро. О нём снимали фильмы, на его стихи ставили спектакли и слагали песни. В 2008 году голландский режиссёр Алёна ван дер Хорст сняла документальный фильм «Борис Рыжий», получивший приз Silver Wolf на 21 Международном фестивале документального кино в Амстердаме (IDFA) и приз за лучший документальный фильм на Эдинбургском кинофестивале 2009 года (Edinburgh’s International Festival, EIFF). В 2010 году в студии московского театра «Мастерская Петра Фоменко» появился музыкальный спектакль «Рыжий». В 2012 году уральский режиссёр Александра Вахова сделала театральный перформанс на стихи Рыжего, а в 2016 году в московском театре МастерскаЯЮ (режиссёр Ярослав Видонов) был поставлен спектакль «Земная шваль — бандиты и поэты» по творчеству Бориса Рыжего. Известно, что с 2021 года режиссёр Семён Серзин работает над полнометражным художественным фильмом о поэте «Рыжий»:
Над домами, домами, домами
голубые висят облака —
вот они и останутся с нами
на века, на века, на века.
Только пар, только белое в синем
над громадами каменных плит…
Никогда, никогда мы не сгинем,
мы прочней и нежней, чем гранит.
пусть разрушатся наши скорлупы,
геометрия жизни земной, —
оглянись, поцелуй меня в губы,
дай мне руку, останься со мной.
А когда мы друг друга покинем,
ты на крыльях своих унеси
только пар, только белое в синем,
голубое и белое в си…
Немало для продвижения творчества Бориса Рыжего делают екатеринбургские поэты и барды. Например, друг Бориса, поэт и музыкант Григорий Данской, пишет песни на его стихи, часто выступает в Екатеринбурге и других городах. В Москве одним из популяризаторов творчества Бориса Рыжего стал бард и композитор Андрей Крамаренко. Вот одна из известных его работ — песня «Господи, это я» на стихи уральского поэта:
Господи, это я
мая второго дня.
— Кто эти идиоты?
Это мои друзья.
На берегу реки
водка и шашлыки,
облака и русалки.
Э, не рви на куски.
На кусочки не рви,
мерзостью назови,
ад посули посмертно,
но не лишай любви
високосной весной,
слышь меня, основной! —
Кто эти мудочёсы?
Это — со мной!
Много лет назад мне выпал уникальный шанс лично познакомиться с Борисом Рыжим. «Мы встретились в общаге РГУ нефти и газа — там как раз проходил финал Всероссийского пушкинского конкурса» — так начинается моё небольшое эссе, посвященное этой короткой встрече и опубликованное в майском номере журнала «Урал» за 2021 год. Тогда мне было всего 18 лет — я мало что знала и понимала, и лишь спустя долгие годы стало ясно, что однажды в дверь моей московской общаги постучался не просто симпатичный парень, похожий на Блока — ко мне постучалось будущее русской поэзии…
Перед моим отъездом из общежития Борис оставил мне свой адрес, мы какое-то время переписывались, по-моему, даже было всего одно письмо. Но вскоре после этого письма я узнала, что Бориса больше нет…
И вот в очередной раз я хочу обратиться к нему словами, взятыми из своего эссе: «Спасибо тебе, Борис, — за то, что краешком своей жизни коснулся и меня. Хочется верить, что это прикосновение принесло мне удачу, сделало лучше и чище».
Борису Рыжему
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Фёдор Тютчев
вечер. бокс. начало боя-матча,
но теперь неважно, кто кого, —
ты уже родился, мальчик, мальчик,
мрачного урала божество…
скорбь со щёк до срока утираю,
не сверяю время по часам, —
мальчик, мальчик, не ходи по краю,
там волчок… ну дальше знаешь сам…
ты умел — другие не умели
жить легко и умирать легко,
видишь, как от боли онемели
все, кого «любил без дураков».
не сердись на слабых, будь мужчиной —
вот уже в преддверии грозы
ангел, позабывший матерщину,
перевёл на небо твой язык.
милый мой, дождём ли, снегом талым,
светом ли, дрожаньем хрупких век —
в тёмный час, когда тебя не стало,
от вины заплакал человек…
Елена Севрюгина
