Андрей Чемоданов — сложная личность, полноценный человек-вселенная, к тому же нонконформист. Поэтический мир Чемоданова даже не реалистичен, а именно натурален. Более того, иногда он преувеличенно, намеренно грязный и пугающий. Необычен и язык поэта. Он ничего не стесняется, ни одного слова не боится, потому что не видит смысла бояться того, что живёт вокруг него. У Чемоданова в стихах есть всё — от возвышенного и красивого до уродливого и гротескного.
Но что поражает куда больше — с натуралистической прямотой уживается чуткая, восприимчивая душа. Метафизически Чемоданов невероятно пластичный и эмпатичный. Иначе разве бы звучала рядом с грубостью такая пугающая беспомощность?
В каждом своём стихотворении Чемоданов говорит читателям открыто: “Происходит страшное“. Но сам к этому относится двойственно: с одной стороны, бравирует, дерзит уродству жизни. И даже когда стоило бы пожалеть своего лирического героя (читатель именно это и делает), он его не жалеет. Своими стихами Андрей Чемоданов выносит приговор, и судья из него одинаково жестокий как миру, так и себе. Но с этой жёсткостью сочетается и удивительная хрупкость. Потому что лирический герой Чемоданова — это каменный голем с мягкой ангельской сердцевиной.
Внутренние противоречия и слабости чемодановского героя видны при прочтении стихов сразу. Возьмём, к примеру, книгу «Совсем как человек» («Воймега», 2003). Она интересна не столько сюжетом, композицией и приёмами, столько именно детализацией образа героя.
Чтобы чётче проследить изменения его характера, стоит рассмотреть несколько стихотворений детальнее. Например, стихотворение «Сорок пять» отражает уже упомянутый контраст жестокости и беззащитности: «а с клыков капает нежность». Вокруг героя здесь чудовищный, искажённый мир, где «помойные танки» стирают всё, что только может быть хорошего. И альтер-Чемоданов отращивает себе клыки, чтобы выжить, но так и не стирается в нём любовь, которая пронзительной тоской звенит в стихотворении. Герой «недостаточно мёртвый для этой жизни», потому что в нём ещё есть надежда, позволяющая чувствовать и ощущать «пульс под кончиком пальца».
Мотив превосходства любви над всем повторяется в стихотворении «Сердце», где любовь — «это вообще не причина смерти, а единственный признак жизни». Хронотоп произведения не отличается от того, что был ранее, в «Сорока пяти», то есть герой остаётся единственным живым существом на земле, даже находясь на столе в морге. И мертвецы вокруг, притворяющиеся способными на настоящее существование, мертвы в первую очередь чувственно. А мягкосердечность героя выглядит дерзко на фоне всеобщего равнодушия — он даже «лежал на столе небрежно», посмертным своим положением выражая протест по отношению к господствующей смерти, утверждая бессмертие чувства.
Но такая всесильная, на первый взгляд, любовь не спасает чемодановского героя от омерзительного мира. Это можно увидеть в стихотворении «Смерть спит на моём диване». Из описаний его кошмаров можно вывести, что Чемоданов остался романтиком, но научился говорить жёстко и дерзко, чтобы не быть поглощённым кровожадным бытием. Он как ангел, сосланный в геенну огненную и вынужденный существовать там, храня в своём сердце любовь к Отцу. Даже самое сильное чувство существует в чемодановском мире лишь как вера, а вера способна спасти душу, но не тело, поэтому «не любовь спит на моём диване», а явление более материальное (смерть). Вера не вправе творить судьбу — вопреки всему он не находит в ней спасения.
А в чём находит? Что заставляет героя, «недостаточно мёртвого для этой жизни», всё же чувствовать себя здесь живым? Об этом «Я особенно жив»:
«только белый
белый-белый бумажный лист
и прекрасная чёрная
беспощадная ночь».
Чемоданов говорит непосредственно о том, что спасает его от метафизической смерти. Творчество — это универсальный антидот, и даже голему оно способно не дать окончательно зарасти камнем. В моменты, когда герой «особенно жив», он выходит за границы собственного тела, оставаясь сознанием, не привязанным ни к чему. «Ночь выламывает окно», и герой Чемоданова уходит в таинственно-прекрасный отрешённый мир, где мутанты действительности не дотянутся до него.
Спору нет — нельзя быть оторванным от тела вечно. Герой возвращается, и ему снова приходится защищаться, чувствовать, охранять свою чистую любовь и понимать, что она его не спасает… Срыв случается рано или поздно. И о срыве тоже есть стихотворение — «Псы любви».
«не спрашивайте зачем
вырываю изломанными ногтями
последние самые
нежные трепетные куски
своего сердца
и бросаю
голодным псам
и я не спрошу
почему вы
едва подкравшись
воротите нос
и трусливо бежите прочь
на поиски падали»
Внутренняя нежность, какой бы светлой она ни была, подчас разочаровывает героя. Он сомневается, достойна ли она такой защиты, такой маниакальной опоры на себя. Думает: «И так проживу!» и выдирает «нежные трепетные куски своего сердца», отдаёт их на растерзание псам, символизирующим реальность.
Однако окружающая чемодановского героя жестокость не принимает его внутреннего света и бежит прочь, «на поиски падали». Этот момент можно трактовать двояко. С одной стороны, сердце героя слишком чисто и поэтому для псов несъедобно. То есть их отвращение окончательно утверждает, что чувствующее нутро героя — признак возвышения Чемоданова над безэмоциональным сущим. А с другой стороны, псам это сердце может быть просто не нужно. Не нужна никакая любовь и прочая метафизика серому миру вокруг! Здесь есть другие, более конкретные ценности.
«Псы любви» завершают один из витков эволюции героя в пространстве книги. Особенно интересно, что выражает автор свою позицию здесь жёстко и экспрессивно, с преобладанием ярких цветов, например, красного и чёрного, чем немало напоминает Владимира Маяковского и Леонида Андреева с его знаменитым красным смехом. Немало можно заметить и черт Лианозовской школы (культ повседневности и натурализм).
В книге «Совсем как человек» представлен полноценный, самодостаточный герой, образец личности Андрея Чемоданова в 2003 году. Его здесь можно назвать поэтом-оксюмороном, играющем на контрастах жестокости и щемящей нежности. Однако прожитые годы автора и его «я» немало изменили. Проследить эти динамические изменения можно и по опубликованным подборкам (в частности «Звезданулся об Луну», Лиterraтура №156, 2020), но нагляднее будет обратить внимание на два относительно свежих и актуальных стихотворения со страницы Чемоданова в facebook:
***
спустился с неба однажды он
запросто как дурак
тысячелетие домофон
не вспомнит уже никак
аккордов казалось совсем чуть-чуть
набрать на лестницу вход
но получается только чушь
случайно забыл пин-код
прошу я у неба пин-код пароль
уже на исходе дня
продомофонь мне апостол петр
как вы там без меня
2019
***
у синицы-то всего немного
тела мимолётного чуть-чуть
маленькие крылья легче вздоха
с веточки на палочку порхнуть
что-то клюнуть и куда-то деться
уронить на землю шелухи
я кормушку ей принёс из детства
семечки насыпал не стихи
04.12.2020
Стихи имеют рифму и полноценную ритмическую систему. Это уже не верлибры, что показывает Андрея Чемоданова как пластичного и разностороннего автора, способного менять не только сюжет, но и технику стихосложения. Что касается смыслового наполнения произведений, то в них осталось немало отголосков 2003 года.
В стихотворении «Спустился с неба однажды он» ещё более явно проявляется ангельская тематика, уже упомянутая касательно стихотворения «Смерть спит на моём диване». Здесь герой напрямую сравнивает себя с падшим ангелом, более того — падшим исключительно по собственной глупости («запросто как дурак»). Он заявляет, что возвращение на небо, то есть к светлой и спокойной жизни, невозможно не из-за внешних обстоятельств, а из-за его внутреннего мироощущения (“тысячелетие домофон не вспомнит уже никак“). Чемоданов просто забыл этот свой путь «наверх», и скорее не хочет, чем действительно не может вспомнить.
Положение чемодановского героя противоречиво. С одной стороны, он скучает по мирной жизни «на небе» и по воспоминаниям, оставленным там. Ему интересно, как там живут люди, от которых он спустился во тьму. А с другой стороны, внизу ему тоже неплохо: он научился жить хуже, и в первую очередь хуже с точки зрения нравственности и морали. Герой привык к греху, хотя иногда с грустью вспоминает праведные времена. Ему здесь незачем бороться. Поэтому он и не борется — он просто живёт (а может быть, и вовсе существует).
«У синицы-то всего немного» продолжает лейтмотив «Спустился с неба однажды он». Здесь герой также сожалеет об утраченной жизни, о том, что прошлое не воплотить в настоящее. Объектом ностальгической грусти служит уже детство, а не моменты жизни до библейского падения. Синичка (маленькая, тщедушная птица) кормится семечками из кормушки «из детства». Она выступает здесь символом ребяческой радости и доброты, олицетворяет всё истинно чистое и непосредственное в человеке, что родом из детства. И Чемоданов, кормя эту «детскую» птицу «не стихами», с грустью вынужден признать, что от ребёнка в нём осталось совсем немного. На синичку еле-еле хватает.
В сравнении недавних стихотворений с книгой нулевых годов просматривается динамика развития чемодановского героя. Если в книге «Совсем как человек» главным лейтмотивом была жестокая борьба за право любить, то в поздних стихах её сменяет сожаление. Некий маркер увядания человека, его безоговорочного смирения, потому что он уже не хочет разрушать привычные хронотопы силой своей любви и ненависти. Герой лишь тоскует по временам, когда был способен не только на светлые чувства, но и на чувства в принципе. Со временем он эту способность утратил и теперь обдумывает пережитые события и полученный опыт.
Накладывая динамические изменения чемодановского героя на статические, можно прочитать запутанную, трагическую и эпатажную историю жизни поэта. Творчество Андрея Чемоданова открывает удивительный мир человеческой души со всеми его прелестями и противоречиями. Его стихи — это дозированная, оптически изменённая самобытным, харизматичным мировосприятием, но всё-таки действительность.
Анна Нуждина
