Стихи Елены Дорогавцевой – это взгляд на мир изнутри. Каждый предмет, объект, явление проходят тщательную внутреннюю проверку перед тем, как остаться в обиходе этого бытия – быстрого в реальности, неспешного и глубокого в анализе. При этом поэтическое пространство здесь стремится (точнее, пытается стремиться) к балансу между размышлением о сути человеческой жизни и, собственно, самой жизнью – непредсказуемой, больно ранящей своими острыми гранями. Каждый текст этой подборки – будто попытка лирической героини задуть боль очередной ссадины, полученной в процессе жизни, на самой что ни на есть настоящей ее дороге. И это только маленькая часть той огромной борьбы за самое себя, за свою целостность, которая всегда неизбежна при стремлении вперед.
Яна-Мария Курмангалина
Елена Дорогавцева. Родилась в Москве. Окончила Институт Государства и Права РАН. Работала юристом, журналистом, редактором, радиоведущим, корреспондентом, сценаристом, продюсером и шеф-редактором на телевидении. Печатается как поэт, эссеист, литературный критик. Ведет авторскую рубрику о российском кино.
Елена Дорогавцева // Когда я была девочкой
***
Встретила женщину в лифте.
Кто она, не знаю.
видела ее девочкой –
скобки во рту.
Видела очкастой школьницей,
видела
черноволосой пигалицей.
И вот,
женщина – впалые щеки,
тяжелые веки,
острые скулы –
лицо незнакомое.
Отвернувшись к дверям,
ищу её,
закрывая глаза,
в темноте.
На какой мне этаж?
Куда я еду?
Заговори со мной
детским голосом.
Я пойду на звук.
там,
наверняка,
голос
совпадает с лицом.
***
Самое сложное в жизни
оказалось самым простым,
будто выронил себя в детстве,
когда играл во дворе.
Кто-то упал на асфальт – ты поднял,
кто-то поранился – вылизал ранку,
подул, поревел за него.
Мир состоит
из бесконечного множества маленьких жизней,
каждая больше твоей –
пухнет чужая внутри.
Все эти люди родные, с их жгучим желаньем,
с вязкой любовью к тебе,
превращающих в вещь,
принадлежащую их бесконечному «нужно».
Самое сложное было понять,
что твоя жизнь,
со стыдом быть слабее и меньше,
принадлежит
только тебе одному.
Вот она – тощий ребенок-тихоня,
в корочках, на угловатых коленках,
жмется и хнычет в углу,
ждет, пока ты спохватишься.
Сорок счастливых, чужих, неопознанных лет.
Выйди меня из угла, положи за подкладку!
***
Все, чего ты касаешься,
превращается в воду,
уходит в песок.
Кто тебя сглазил –
спрашивает ворона на ветке.
Кто тебя проклял –
спрашивает кошка из подворотни.
Сходи, поставь свечку –
говорит подруга с работы.
Все, до чего ты дотрагиваешься,
оживает, открывается заново.
И только люди
становятся неживыми,
манекенами в витрине
счастливой жизни.
Посмотри на них
глазами
медузы Горгоны.
Змеи в твоей голове
лижут туловищем
соляные столбы –
все, что от них осталось.
Не оборачивайся.
Соль уходит в песок
вместе с водой.
Сколько зимних дождей пройдет,
сколько.
***
Ехала, ехала весь день.
Видела грузовик, подрезающий на повороте.
Прокляла фуру, летевшую мне в капот.
Заметила ястреба над лесом.
Узнала реку с названием города.
Видела мужика с корзиной, сидевшего
у дороги.
Он вытянул ноги на трассу,
и автомобили,
несущиеся по прямой,
шарахались от него,
увидев,
сначала бороду
и только потом сапоги.
Стояла в пробках – в ремонте,
дорога
то проваливалась вместе с колесами,
то чесалась, ободранная,
о пятнадцатую резину.
Я,
такой маленький,
такой беззащитный,
кольт мицубиши,
пропустите меня в левый ряд!
Ну пропустите!
Я успею,
обогнать мусоровоз!
Ехала, ехала весь день,
в голове только шум
раздробленного асфальта,
и ни строчки, только картинки,
только ободранные избушки
и желание остановиться
у развалин завода,
пролезть за ограду,
подняться
на 4 этаж,
провести пятерней
по стене
с ободранной краской.
И никого
за многие километры.
Шорох,
спичка,
гаснувший телефон.
Если представить
сколько людей здесь прошли, проклиная
эти ели и сосны,
качающиеся в сомнении
«да или нет?».
Этот Владимирский тракт
весь усыпан
выдохами.
Я здесь лечу,
еле касаясь земли,
чтобы не осквернить
их, не обутых.
Как
можно развить
125 ( ерунда)
и не взлететь,
если ты легче воздуха,
легче асфальта?
Ливень? Спасибо!
Я поняла, я не буду.
Все, я не буду, клянусь!
Ястреб опять над дорогой.
В лапах
кто-то.
Полевка? Птенец?
Ехала мимо, как будто спала,
и молчала
я –
я молчала во мне.
Я все ждала то ли знака,
то ли значенья, разгадки.
Время,
как всем известно,
непостоянно.
Так,
чем быстрее летишь,
тем замедление чётче.
Кто-то внутри
на одну миллиардную долю,
станет моложе,
двигаясь там, по прямой.
Соединяя две точки
в обратном времени:
выехать в этот четверг
и вернуться
в этот четверг.
***
Поверх голов было легко смотреть с подножки:
вот её макушка мелькнула.
Проводница толкнула
и пробубнила.
Тамбур нагрелся и пах углём.
Дождь был днём
и перрон весь в лужах.
Под крышей откуда они берутся?
Надо было срочно уснуть и проснуться
только завтра утром, а лучше бы на своём
диване –
под книжной нишей.
Проводница ругалась, но он не слышал.
Он забрался на верхнюю полку и лёг,
как слепой в простенок,
не сказав ни слова.
Сосед предложил коньяк. Глотнув,
он взглянул в окно, где как стая белок
прыгало рыжее полотно – от забора к дому.
И тут он подумал снова:
неужели она достанется не мне, другому?
Она быстро шла и старалась выглядеть внутренне чуть моложе,
всё отнимала года и кожа
стягивалась на глазах,
менялся взгляд, становился резче
запах воздуха.
Жизнь казалась легче.
Они засыпали молниеносно,
будто их выключали,
лишь только силы кончались,
и запах друг друга смешивался в одно.
Всё вокруг округлялось и шло на дно,
сваливалось в комок, вертелось,
и хотелось жить.
Но куда всё делось?
***
Все они приходят, все
поочередно берут тебя за руку,
говорят: я люблю, я хочу
быть рядом,
целовать в затылок, гладить по голове.
Все становятся кругом, целуют.
Макушки хватает на всех.
Их тела прозрачны, как твоя любовь
к их телам.
Их слова теплые,
как губы воспоминаний.
Ты не любишь,
когда гладят по голове.
Снегопад над головой
состоит из букв –
каждая легче выдоха, но лежит
плотно как наши обиды.
«Я люблю. я не могу быть рядом».
Что-то внутри снегопада нарушилось, оборвалось.
Буквы закручиваясь, ложатся
пунктиром несказанного,
датами между.
Все приходят во сне одновременно,
сбываются как чудо до рождества.
Все говорят: «не напрасно. Не так как все».
Падают буквы на лоб, на горбинку носа –
мокрым лицо.
Стоит поднять его к свету, к фонарям, зажмуриться,
сколько речи обрушится, сколько
можно узнать о будущем,
не случившемся,
не собранным в слово.
рот откроешь – тает на языке.
