Евгений Кремчуков видится мне странником на скале со знаменитой картины Каспара Давида Фридриха, полотна, которое является одним из символов романтизма. Много неба, море тумана, горные расщелины, острые пики и человек, вглядывающийся вдаль; «в напрасные глубины впереди / в огромное и ледяное тело / грядущего идущего на нас». Стихотворная ткань, конечно, со времен романтизма усложнилось. В современные стихи нужно вглядываться внимательнее и читать их по возможности медленнее. Да и романтизм сам по себе был явлением довольно мрачным. Сейчас тоже невесело, просто все сильнее запуталось. Нынешний странник на горе все-таки увидит свет, хотя тьма и не отступила – «и свет обнимает прозрачный как тьма». А вообще, скитальцу что – вот он здесь, а потом переместился по загадочной мировой линии куда захотелось. И вглядывается в глубины.
Михаил Квадратов
Евгений Кремчуков родился в 1978 году в Смоленске, с 1987 года живёт в Чебоксарах. Поэт. Стихи публиковались в журналах «Звезда», «Новый мир», «Кольцо А», «Воздух» и др. Также в «Новом мире» были опубликованы написанные в соавторстве с Григорием Аросевым повесть «Четырнадцатый» (2014) и роман «Деление на ночь» (2019) – финалист национальной литературной премии «Большая книга» (2020).
Евгений Кремчуков // Чудо света
Открытка
Такую заводят пластинку
весь город плывёт и цветёт
сквозь вечер отрадный и тихий
прохожий как время идёт
обратно где помнят и любят
с балкона из детства зовут
и юные майские люди
по птичьему праву живут
Круг земной
Грише Галкину,
который его не прочтёт
Древо высокое летнего царь двора
как легко о листвой проникаешь своей
на закате прозрачном куда
раскрываешь сумеркам небеса
на закате прозрачном куда
закрываешь человеческие глаза
древо крепкое как сочны плоды твои двери
воспитанные тобой от корней до последних ветвей
как поют они меж собой когда люди приходят и тянут ветви
собирать плоды в осени своих дней
о древо круглой памяти земной
недвижимо внутри движений сбережённой
здесь тихий человек надев тебя зимой
простой стоит в миру и обнажённый
сквозь стужу он тогда прокладывает дом
в себе самом
древо верное те лишь тебя древней
что вскармливают время свежую ткут листву
сойдутся садятся к стволу спиной среди корней
как наяву
за пряжей молчат слушают мёртвую птицу ночную
а в глубине нательную птичку дневную
ошую и одесную
Ковчег
Со мной на полуюте посиди
всё дальше мы от дома позади
влекомые течением вращением
прижмись покрепче чаю вот попьём
глотком из термоса ожжём гортань огнём
забытых трав земных
дымящихся
врачебных
кто лоцман пусть прищурив нас вглядит
в напрасные глубины впереди
в огромное и ледяное тело
грядущего идущего на нас
со скоростью не больше часа в час
неотвратимо и необратимо
густая стынет близкая вода
не добивает радио сюда
одна едва под шапкой пустоты последняя мерцает
засохшей крошкой колется звезда
и та мы сами
Колесо обозрения
А вон он я под самым небом
тем самым голубым
где пёрышком щекочет нервы
прозрачных дым глубин
зачем и не скажу забрался
в ту перистую высь
чей вдох прохлады и взаправды
срывает крышу с головы
чья птица воздух полирует
свинцом отчёркнутым крылом
в чей свет на взрослый полароид
мой детский мир отпечатлён
где круглый день под круглым солнцем
плыл над глазел зачем-то вверх
шагал собой околесован
из будущего невесомый
как всякий в мире человек
Июнь
Тридцать лет и три года
назад помню
каникулы дождь моросит сумерки
взрослые на работе ещё что ли
Саня Малинков сосед по площадке
в дверь стучит «Женька – кричит –
Женька!
идём скорее смотреть
непременно нужно успеть
там на заброшке
на Таборной у Пискарихи за чёрным дубом
старая котельная превратилась в тайну
понимаешь нельзя упустить»
сборы наши коротки и просты
ветровка фонарь верёвка
вернёмся сказались до темноты
и не вернулись
Лес между летом и мной
похож на таинственный прошлого свет
на тонкое солнце в сентябрьской листве
таинственный прошлого прошлого свет
теплом изнутри он касается век
оттаявший прошлого свет
по веткам стекающий вверх
где в будущем прошлом стою посреди
огромного леса и он подтвердит
текучее сердце земли и воды
и воздуха тоньше чем лиственный свод
ни звука ни имени нет у него
не вслух происходит внутри ничего
и свет обнимает прозрачный как тьма
как внутренность зрения время как та
что в будущем мной остановится там
что сердце отстанется там
