«Пока хватит рук и вёдер, // Перекачивай внутреннее во внешнее» – это, пожалуй, единственный совет, позволяющий не свихнуться в современных обстоятельствах. Лета Югай – поэт-проводник, поэт-транслятор, волшебная шкатулка, вобравшая коллективный опыт и превратившая услышанное в пригоршню самоцветов. Пока у европейской цивилизации «свет вытекает из проклёванного виска», можно успеть многое: услышать мысли девичьего винограда, разглядеть золотые кресты сурепки, почувствовать, «как где-то под настом лопнула тетива».
Евгения Джен Баранова
Лета Югай (Елена Фёдоровна Югай) родилась в Вологде. Живёт в Красногорске. Выпускница Вологодского государственного педагогического университета и Литинститута им. А.М. Горького. Кандидат филологических наук. Доцент Liberal Arts College Института общественных наук Российской академии народного хозяйства и государственной службы. Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Звезда», «Октябрь», «Дружба народов», «Новая Юность» и др. Автор нескольких поэтических книг, в том числе книги «Между водой и льдом» (М.: Воймега, 2010), «Забыть-река» (М., Воймега, 2015). Лауреат премии «Дебют» (2013).
Лета Югай // Лопнула тетива
Колодец
Глубже корней,
Черней вечерних лип –
Прозрачный студень, транслирующий темноту.
Некому посмотреть изнутри.
Только земля чувствует,
Как вода собирается,
Стремится к холодному лифту
В верхний мир.
Пока хватит рук и вёдер,
Перекачивай внутреннее во внешнее.
Только так
Вода сохранит чистоту
И прозрачность.
Повилика
Я ли не рассыпалась мелким цветочным лугом,
Перебегала полёвкой от леса к лесу,
Находила зёрнышки в дальних странах,
Обнимала корни мхом серебристым.
Почему он меня оставил?
Там, где он врастал в свою правду,
Своего цвета небо по осени низводя на землю,
Там остались мои безделушки:
Сомненья, сердце
И запасы орехов на общую нашу зиму.
Не в состоянии выпрямиться и подняться,
Понимаю, что стала не деревом, а паразитом,
Девичьим виноградом,
Плющом, пугающим все деревья:
Они пугаются и уходят в другую землю.
Что же мне делать, когда он меня оставил?
Как не виться вокруг хотя бы воспоминаний?
Научиться смысл извлекать из воздуха и из грунта,
А не из существованья другого со мною рядом.
Индюк и павлин
…Индюку, который приготовился вести бой в соответствии с законами его племени, такая поспешность кажется неоправданным нарушением всех правил. Он ещё полон сил, однако сразу же признает себя побеждённым и ложится на землю, тем самым намереваясь положить конец всему происходящему. И тут случается ужасное: павлин «не понимает» этого языка жестов.
К. Лоренц
С одной стороны
Павлин –
Нафталин.
Дворцовый житель,
Садовый служитель.
Перьев своих роскошество
На воронье не променяет,
Всецветно его кокошество
От времени не линяет.
С другой –
Индюк
Индейцами приручён,
Нелеполичен,
Нелётнокрыл,
Силой
Силен,
Смелостью
Смел.
Павлин
Дворецкий
Светский
Империи
Перья
Поправляет
Индюк
Большой
Боец
С фермы
Сферу
Надувает
Первый раунд
Прицеливаются
0:0
Индюк
Ритуально отступает
Рисуется
Для боя танца
Для боя танец
Правила есть
Правила
Павлин:
«Повезло-то как!
Вот идиот» –
И наступает зло так
Вот тебе, вот.
Индюк
«А это уже нечестно.
А это уже серьёзно:
Сдаюсь,
Сдаю раунд.
Уступка на
Уступку».
Вытянул шею, лёг на землю.
«Видишь: я беззащитен»
Павлин
«Как махров пион распустился,
А такой слабак и простак.
Ну так это, сам напросился,
Хочешь ещё? Вот так тебе, так».
Индюк
«Невозможно.
Невероятно
Лежачих
Не бьют.
Я же показываю:
Абсолютно разоружён.
Не понятно?
Абсолют…»
Павлин
Остался победой гордым
Над чудом вычурномордым.
Индюк
Свет уходит из глаз, подкатывает пустота.
Свет вытекает из проклёванного виска.
Что я сделал не так?
Что я не так объяснил?
Темечко
Темнота
Снегопад
Говоришь, говоришь, а потом
Всё накрывается белым листом.
Слова перепревают, словно трава,
Слипаются и лежат пластом
В горле, и мысль замерзает едва жива.
Когда солнце уходит к другой стороне земли,
Безразлично ему, что вы строили и о чём цвели,
Линий длинных вдали теряется синева,
И никто не слушает, как деревья под наледью полегли
И как где-то под настом лопнула тетива.
Оттепель
Это было невероятное неоправданное тепло,
Почки пухли и распускались навстречу тому теплу.
Сердце говорило, солнце не может лгать.
Разум говорил, опомнись, это – февраль,
А февраль двуличен, ничего доброго не родит…
Но как счастливы были мы, как ждали лета после весны,
Сестры-ивы, бродяга-клен, мечтательница-сирень,
Напрягая детские листья, выстраивая цветы,
Стебли вытянув выше уходящему солнцу вслед!
А оно просто есть, оно не хотело нас обмануть.
Оттого в середине лета сад стоит недвижим.
Обожженные снегом ветки, из которых ушла душа,
Недоверчивые негибкие контуры тех надежд.
И костер по ним плачет, да садовнику жаль рубить,
Потому что слишком голо нынче будет в мире живых.
Весна
Пробивает землю белым плечом,
Наливается зелёной кровью,
Росток-лепесток,
Семечко на листах не отсохло.
А вокруг – пырей – сеть корней,
Сурепка – золотые кресты,
Сухостой прошлых надежд.
