«С изнанки ветер тёмен и ветвист». Но где именно кончается изнанка? Сергей Скуратовский уверенно прокладывает коридор по коллективному бессознательному, и находки, производимые им в процессе строительства, беспокоят и впечатляют. «Гляжу на всех из страшной глубины, / Где хор червей, где корни видят сны». Когда учишься говорить на языке вещей, когда приучаешь себя глядеть не в зеркало, а за, появляется чувство свободы, необъяснимое чувство защищенности от некоторых обстоятельств.
Евгения Джен Баранова
.
Сергей Скуратовский — поэт, родился в 1989 году в Нижнем Новгороде. Окончил Нижегородский Государственный Педагогический университет (2012). Автор сборников стихов «Сиятельный чертополох» (2019) и «Мифология дороги» (2024). Публиковался в журналах «Новый мир», Prosodia, «Формаслов», «Кольцо А», «Нижний Новгород» и др. Участник литобъединения «Светлояр русской словесности» с 2013 года. Шорт-лист премии «Болдинская осень» (2021), лауреат премий «Лицей» (2023), «Звездный билет» (2023). Практикующий психолог, преподаватель. Живет в Нижнем Новгороде.
.
Сергей Скуратовский // Где корни видят сны
***
С изнанки ветер темен и ветвист
Седыми молниями, бьющими в полете
Случайных ангелов и сумасшедших птиц.
Он видит, как вы бреетесь, встаете
в чужие тапки, не открыв глаза.
Залив два кофе в стонущий желудок,
Вы смотрите не в зеркало, а за,
Вглубь стен, в бессмысленность посуды,
Которая о вас не прозвенит,
Хрустальный штоф наполнят на поминках
И только. Только ветер говорит
И дует с черно-белых фотоснимков,
Где память морщится и прячется в углы,
В размытую листву чужой сирени,
Где улыбнувшийся малыш — не вы,
Вы как-то повзрослели, посерели,
Вы стали фотографией отца,
Которого не видели вживую,
Живете отрицанием конца
И ожиданием его. Целую
Ваш взмокший лоб и жду с той стороны,
Где бьются молнии в хрустальный купол,
Малыш смеется, люди влюблены,
Сирень цветет беспомощно и глупо.
***
Знаешь, как мы появились?
Кто-то в цветочном космосе вырастил камни.
Долго гранитную глыбу гладил ирис
Измочаленными лепестками.
Потом все вспыхнуло и исчезло,
Стало бессонным, мрачным, невидимым, черно-белым,
На каменные твои колени глупая кошка залезла,
Грела их, грела беспомощным мягким телом.
И вот ты говоришь на языке вещей, ставишь зонтик в угол, градусник под мышку, когда простужен.
Твой ребенок смахивает на Мессию,
Кормит голубей хлебом, ходит по воде, топает по лужам.
Люди оглядываются вам вслед,
Вы гуляете в парке,
Еще пара шагов, пара луж, пара строчек,
Солнце сегодня кажется слишком ярким
Ты проглотишь камень в горле
И позовешь хрипло, неловко:
— Иди сюда, мальчик мой, мой цветочек.
***
Я знаю, Рыжий остался там, потому что любил,
Я знаю, стихи добывают из самых глубоких могил,
Куда не спускается без охранников сатана,
Где гравитация на тишину заменена.
Там сидят поэты кружочком вокруг костра,
Пишут, читают и жгут. Так исчезает страх.
Зверье неприкаянное бродит вокруг, рыча.
Вспотевшие ангелы читают из-за плеча.
Что успеют запомнить, потом унесут наверх.
Что донесут, поделят потом на всех.
***
Уходит, ничего не говоря,
Беспомощное солнце сентября,
И я живу, не щурясь и не целясь.
Здесь буйствуют кузнечики в тиши,
Здесь мертвые смеются камыши
И яблоки несладкие приелись.
Я думаю, гуляя вдоль ручья,
Что жизнь бывает чья-то и ничья,
Я, словно камень или сад, заброшен.
Гляжу на всех из страшной глубины,
Где хор червей, где корни видят сны,
Где свет дневной невыносимой ношей
Не ляжет на лицо подземных рек.
Я — человекосад, я — садочеловек,
Сам для себя невидней и виднее.
И смерть моя безумным январем
Подходит, не скрываясь, день за днем,
И яблоки мне делает вкуснее.
***
Я пришел к тебе в дом, я собрал всех, кто может смотреть.
Показал простыню предрассветного римского неба,
Пружины и шестерни звездного свода,
Картонных богов эллинизма, фарфоровых слоников,
Пластиковых быков, гипсовую черепаху,
Мягкую плюшевую рыбу с подергивающимся хвостом.
Все отвернулись, и только ты мне сказала,
Что это похоже на смерть.
И остановила смерть.
.
