Наталья Мармелюк — детский писатель. Родилась в 1988 году в Джамбуле (Республика Казахстан). Окончила Сибирскую государственную геодезическую академию по специальности экономист-менеджер. Участник Форума молодых писателей от Фонда СЭИП С. А. Филатова (2021), мастерской молодых писателей АСПИ (2022), фестиваля «Как хорошо уметь писать» (2022). Публикации в журналах «Костёр», «Вверх Тормашками», в электронном журнале «Пашня», на литературном портале «Белый мамонт», в сборнике «Новые имена в литературе» фонда СЭИП, в альманахе «Как хорошо уметь писать–14».
От автора:
Когда я была маленькой, то больше всего на свете мечтала стать писателем. Но взрослые говорили, что такой профессии нет. И что все писатели давно вымерли, как древние мамонты. И только спустя годы я узнала великую тайну: писатели существуют! И совсем не обязательно иметь длинную бороду, чтобы быть писателем. Надо просто писать.
Наталья Мармелюк // Штиль на реке
Как я летал с горы
Вообще-то в нашей деревне гор нет. Мы с дедушкой так называем крутой холм в долине за последним домом. Зимой мы здесь на санках катаемся, а летом спускаемся к реке — порыбачить. Обычно мы на рыбалку ходим пешком: так удочки удобней нести. А тут вздумалось мне на велосипеде поехать. Я долго дедушку уговаривал, ну он и согласился. А когда к холму подъехали, взял да сказал: «Поедешь с горы? Не побоишься?»
А что я — трус какой-нибудь?
«Не побоюсь!» — отвечаю. И поехал. Нет, не поехал. Полетел.
Холм был таким крутым, что колёса не успевали касаться земли. Они просто летели вниз вместе с моим оранжевым велосипедом. И вместе со мной самим. Я сразу понял, что этот полёт — первый и последний в моей жизни. И зажмурил глаза. Но стало только хуже. В животе всё скукожилось, будто меня изнутри затянули верёвочками, в горле застыл ком. Коленки затряслись, и я закричал. Не что-то вразумительное. А просто: «А-а-а-а-а-а-а!» Да так громко, что все стрижи, живущие в карьере внизу, разом вспорхнули. На моё дикое «А-а-а-а-а-а-а!» дедушка тоже что-то закричал. Но я ничего не расслышал. В голове моей творился там-тарарам, а в висках грохотало стадо несущихся бизонов. Разобьюсь! Надо спрыгнуть, скорее спрыгнуть с этого велосипеда!
Я стал перекидывать ногу, но полёт достиг первой космической скорости, и нога моя страшно затрепетала в воздухе. Тут я понял, что кричит дедушка: «Не прыгай, убьёшься!» Я вернул ногу обратно и вцепился в руль мёртвой хваткой. А моя оранжевая железная ракета неслась, извергая из сопл огненную пыль. Не знаю, сколько длился мой полёт с горы, но думаю, я вполне успел бы облететь Землю вместе с Юрием Гагариным. Наконец гора стала заканчиваться, ракета сбросила последний топливный бак и снизила скорость. Ещё. И ещё. И вот она плавно вышла на орбиту.
Велосипед остановился. Но я ещё долго не мог разжать руль. Тело моё тряслось. Конечно, космические перегрузки — это вам не хухры-мухры. Следом за мной скатился дедушка. Спокойно так, плавно. Будто каждый день управляет ракетой.
— Ты как? — спросил он.
— Угу, — ответил я еле слышно.
Дедушка похлопал меня по плечу и сказал: «Хорошо, что не спрыгнул, колени бы разбил».
«Вряд ли бы только колени», — подумал я.
— Но понравилось же тебе, а?! — улыбался дедушка. — Я всё детство с этой горы летал!
— Угу, — снова ответил я. Мне никак не удавалось отцепиться от этого руля. Приклеился он, что ли?
— Ну что ты всё угу да угу… — нахмурился дедушка. — Ладно, пойдём рыбу ловить.
И мы пошли. А когда возвращались домой, дедушка предложил не рассказывать ничего маме. А у меня и слов-то не было, чтоб о таком рассказывать. Ночью я долго не мог уснуть. А когда уснул, мне снились ракеты и звёзды. Я летел сквозь Вселенную в оранжевом скафандре. И знал: мне совершенно нечего бояться. Ведь дедушка здесь уже пролетал. В детстве.
Штиль на реке
Дождевые черви — мои друзья. Я их всегда стороной обхожу, когда шагаю по мокрому после дождя асфальту. Повыползают на дорожку, бедолаги. Так и погибнуть под ботинком недолго. Поэтому у меня есть правило: прошёл дождь — гляди в оба, под ногами полно дождевых червей.
Из-под земли они выбираются вовсе не потому, что любят воду. Наоборот. Дождь затапливает ходы дождевых червей, вот они и лезут наружу. Это мне дедушка рассказал. Он очень умный. Потому что книжек много читает.
Дедушка знает, что я дружу с дождевыми червями. Поэтому на рыбалку мы ходим с банкой кукурузы.
В тот день мы вышли из дома пораньше и отправились на другой конец деревни. Дедушка нёс удочки, а я — кукурузу для рыбы и хлеб с сыром — для нас. Миновав долину и глиняный овраг, мы подошли к изгибу реки. Спустились с холма и стали готовить удочки. Точнее, готовил их дедушка: разматывал леску, отстраивал грузило, поправлял поплавок. У меня было самое ответственное задание — я насаживал приманку на крючок. Три кукурузных зёрнышка за раз. Для маскировки.
Достаю из банки влажную кукурузу, протыкаю её насквозь, а сам думаю: «Вот дождевые черви мои друзья, а речные рыбы, получается, нет? Раз я их ловить собрался». Как-то в животе неприятно закрутило. Но тут дедушка меня окликнул.
— Ну что, готова наживка?
— Готова, — ответил я. И размахнулся удочкой. Вжжух — леска разрезала воздух и упала в воду. Вжжух — и дедушка удочку забросил.
Тут сноровка нужна. Однажды я так размахнулся, что не рыбу, а себя за штаны поймал. Вот дедушка надо мной потешался. А потом серьёзно предупредил, что с крючком шутки плохи, надо быть осторожным. А то так и пораниться недолго.
Мы уложили удочки на ветки-рогатки и стали ждать клёва. Тишина. Не знаю, бывает ли на реке штиль, наверное, он только на море… Но в этот раз точно был. Потому что река замерла и перестала дышать. А в воде отражалось небо. Нежно-синее. И ни одного облачка. «На небе тоже штиль», — решил я. И замер. Пусть штиль будет и во мне.
Вдруг по воде пробежались круги.
— Клюёт! — закричал я.
— Нет, — усмехнулся дедушка. — Это всего лишь водомерка. А вот ты, будешь так кричать, всю рыбу нам распугаешь.
Я притих. Водомерка испортила весь штиль: и в воде, и на небе, и внутри меня.
— Дедушка, сколько мы так будем сидеть?
— Пока рыбёшка не поймается, — сказал дедушка. — Сиди и смотри на воду, на лес за рекой. Впитывай красоту-то, в городе такого не увидишь.
— А я и впитываю. Только сидеть на одном месте уже не могу. Дедушка, давай в мяч поиграем?
— Это наверх надо идти. Здесь заросли.
— Ну так пойдём наверх.
— А рыба?
— А рыба пусть ловится. Тем более… Мне что-то жалко стало её ловить.
Дедушка засмеялся и потрепал меня по волосам.
— Жалко ему, эх ты, рыбак. Ну пойдём, поиграем в твой мяч.
Мы забрались на пригорок и стали играть в футбол. Напрыгались и нашумелись так, что последний штиль распугали. Теперь по воде шла рябь, а по небу плыли облака. И даже лес встрепенулся и закачал берёзовыми локонами.
А ещё я проголодался. И в моём животе вместо штиля начался настоящий шторм. Он грозно ревел и бурлил, будто я неделю ничего не ел.
Мы спустились к воде и стали искать обед.
— Где ж ты его оставил? — спросил меня дедушка, не найдя хлеба в рюкзаке.
— Вон там, под кустами шиповника, — я ткнул пальцем в колючие заросли.
— Вот тебе раз, — дедушка достал из-под шиповника пакет с крошками. — Видно, кому-то наш обед больше был нужен, — и он махнул головой на акацию позади меня.
Там, на самой высокой ветке, сидела ворона. Она внимательно посмотрела на нас и громко каркнула: «КРА!»
Я даже вздрогнул.
— Что, и сыр утащила?
— И сыр. А чего бы ей сыр не утащить.
— Ух, ворона! — показал я птице кулак.
— Не горячись, дружок. Лучше в следующий раз еду без присмотра не оставляй.
— А есть-то что будем? — жалобно спросил я.
Дедушка достал из своей сумки вскрытую банку кукурузы и протянул мне ложку.
— На, ешь наживку, рыбачок.
И я принялся уплетать хрустящие зёрна. Очень хотелось хлеба, но я молча ел. Что толку ныть, раз сам наш обед проворонил.
Дедушка от кукурузы отказался и пошёл проверять удочки. Моя — пустая. Только всю наживу обглодали. «Ну и на здоровье, — думаю я и радуюсь, что ничего не попалось. — Буду и с речной рыбой дружить. Чем она хуже дождевых червей?»
Дедушка достал из воды свою удочку, а там карасик трепещется.
— Дедушка, — тихо-тихо сказал я. — Отпустим?
Дедушка только вздохнул. Аккуратно снял с крючка рыбёшку и бросил в реку.
Я подошёл к нему и протянул оставшуюся кукурузу.
— Поешь, пожалуйста.
Дедушка взял у меня ложку и покачал головой: «Эээх, рыбаки!»
Почти пчела
А ещё мой дедушка — пчеловод. Самый взаправдашний. С накомарником и перчатками. Хотя дедушка может и без перчаток работать. И даже без накомарника. Честное слово! Я сам видел.
«Пчёлы сейчас не те, что раньше, — говорит дедушка, — Эти разве жалят? Так, щекочут. Вот когда твой папа был маленьким, были совсем другие, сибирские пчёлы. Дикие. Вот те укусят так укусят. Мало не покажется. Зато поясницу в миг излечивали. А эти… Карпатки обыкновенные».
В общем, пчёлы у нас довольно мирные. Поэтому дедушка часто берёт меня с собой на пасеку. Я это страсть как люблю. Могу даже встать спозаранку, лишь бы с ним вместе поехать.
Из деревни мы выезжаем по трассе, а потом сворачиваем на ухабистую полевую дорогу. Пыль как бешеная крутит вокруг машины, и дедушка закрывает все окна. Становится душно. Даже спина мокреет. Но это ничего. Главное, что машина начинает подпрыгивать на каждой ямке вверх-вниз, вверх-вниз, резко вбок и обратно. А я подпрыгиваю внутри машины и выкрикиваю: «Юху!» Это даже лучше, чем «Весёлая гусеница» в парке аттракционов. Дедушка смеётся, ему тоже нравится подпрыгивать.
Так мы прыгаем, а за окнами мелькают поля: зелёные, жёлтые, розовые.
— Это пшеница, — показывает вправо дедушка, — А это гречишное поле. Там рожь, там эспарцет, а дальше донник желтеет.
И вот мы подъезжаем к нашей поляне. Разноцветные ýлики, как жилища сказочных гномов, то тут, то там выглядывают из травы. Дедушка ставит машину в тень, чтобы внутри было не так жарко. А я уже натягиваю накомарник.
Потом мы разводим костёр. Дрова для него не нужны. Это ручной костёр, в большой кружке с кожухом, которая зовётся дымарь. Дедушка крошит в кружку древесный гриб и подносит спичку. А я пыхчу — раздуваю огонь мехами. И вот густой дым валит из дымаря. Это чтобы пчёл разогнать во время работы. И от комаров хорошо защищает. Я дымлю на себя, на ботинки свои, и комары прячутся.
Сперва я помогаю дедушке проверять семьи, а потом наблюдаю за пчёлами. Это только кажется, что они одинаковые. На самом деле у каждой пчелы своя работа. На выходе из улика живут пчёлы-охранники. Они топчутся на одном месте и запускают в дом только своих. А те, которые улетают — главные трудяги. Они весь день собирают нектар с полей. Могут даже за два километра от дома улететь. Но обязательно вернутся. С полным зобиком нектара. А на лапках пыльцу принесут. Нектар — для мёда. А пыльца и в хозяйстве, и для еды пригодится.
Внутри домика живёт пчелиная королева. Она должна быть одна. Тогда и семья будет жить вместе. А стоит родиться новой королеве — выпорхнет она и половину пчёл за собой уведёт. Поэтому дедушка каждый раз проверяет, нет ли ещё одной королевы, и, если есть, переселяет её в другое жилище.
И вот я смотрю на пчёл: они улетают, прилетают, толкутся. И думаю. Хотел бы я быть пчелой? Это ж весь день надо трудиться, не покладая лапок. Не спать совсем. Зато как представлю, что я пчела и парю над полями, над лесом… Всё-таки я согласен побыть пчелой. Совсем немножко. Только посмотрю на мир сверху. И пожужжу вдоволь. На один часок. Буду пчелой.
Дедушка зовёт меня в тенёк под деревья. У самой травы стелется берёза. Мы усаживаемся на неё, как на лавочку, и достаём свежие огурцы, которые бабушка собрала. Макаем пупырчатый огурец в соль и хрустим в удовольствие. С хлебом вприкуску. Лучше огурцов ничего на природе нет. Хотя!
Дедушка стряхивает хлебные крошки с рук и идёт к ближайшему улику. Он достаёт деревянную рамку с сотами. Пчёлы запечатали в сотах мёд, словно тысячу конвертов. Только внутри не письма, а «жидкое золото». Так дедушка мёд называет.
Он берёт острый нож и тонко срезает верхний слой. Из сот лениво выкатываются медовые капли. Дедушка вырезает мне крупный кусок и протягивает. Все руки мои в меду. А мёд тёплый, прогретый солнцем. И сам как солнце: искрится и переливается. Откусываю кусок, прямо с воском, и медовая сладость наполняет весь рот, а потом и горло, и живот. И вот я уже состою из одного мёда. Я сладкий и я почти пчела. Облизываю пальцы и падаю в сочную траву. Комары пищат вдалеке, не решаются ко мне подлететь — видят тоже, что я пчела. Ж-ж-ж-ж-ж-ж! Раскидываю руки и жужжу, глядя в синее небо. А в вышине летают пчёлы. Они совсем невесомые. Вот бы и мне стать таким. Ж-ж-ж-ж-ж-ж! Я полечу над всей пасекой, над лимонными полями донника и подсолнуха, над ухабистой дорогой и рытвинами, над нашей деревней, над всем-всем миром. А внизу будет стоять дедушка. Смотреть на меня. И махать мне рукой.
