Антология ненаписанных текстов. Сост. М. Батасова, А. Голубкова. Предисл. О. Балла. — М.: Тверь: Альфа-Пресс, 2021.

Можно начать писать текст на бумажке, торопливо, прищурив глаза, мелкими кривыми буковками, словно скрывая от себя самого, что именно ты пишешь. Можно спокойно и размеренно набрать с помощью клавиатуры план романа и сделать наметки образов главных героев. Можно написать на географической карте имена милых тебе поэтов и прозаиков, подумать, подумать и еще написать. Можно наклеить слова и словосочетания на лист ватмана то в одном порядке, то в другом. И смех, и горе…
А на самом деле — это разгон. Начать большую работу со словом — не важно, задумал ли ты огромный роман или маленькую повесть, — совсем непросто. А если «прямо с места», то вообще невообразимо сложно. Нужен разгон.
А там уж как пойдет.
Часто бывает, что и не пошло. Но остались строчки, идеи, заклеенный буквами ватман, клочки бумаги с наспех набросанными строчками. На фестивале «Из Калинина в Тверь: Несбывшееся. | Фестиваль ненаписанных текстов» в 2017 году выступали поэты, прозаики, критики и представляли свои тексты, проекты, замыслы, которым так и не удалось осуществиться. По материалам фестиваля был задуман сборник «Антология ненаписанных текстов», который впоследствии издал Тверской союз литераторов, проект «Абзац». И в подготовке фестивалей, и в составлении сборника приняли активное участие организаторы, а также Марина Батасова и Анна Голубкова.
Сборник был представлен на фестивале «Из Калинина в Тверь» в 2021 году.
В первый момент, увидев словосочетание «ненаписанные тексты», ощущаешь некоторую оторопь и даже скуку. Ненаписанное, недосказанное, пылящееся в ящике, на антресолях или в позабытой папке на рабочем столе компьютера. Ой, да и вспоминать об этом не хочется.
Но ведь эти тексты только выпусти… Они вырвутся из ящиков и разлетятся по комнате опадающими листьями белого дерева. Они спрыгнут с антресолей и растекутся длинными полосами ватмана с четким тиснением неожиданных слов, словосочетаний и рифм; они проступят на географической карте новыми и давно забытыми именами; они лягут измятыми листочками блокнота, полными стихотворных набросков, к вашим ногам. А прямо на полу будет сидеть смятенная девушка и смотреть на освещенный соседним фонарем квадрат окна; на подоконнике замрет тревожный пистолет; а где-то в глубине коридора в легкой дымке появится по-зимнему закутанная фигура с пластиковой сумкой из «Пятерочки». Да… и куклы. Дерзкие, своенравные, словно живые — по всем углам, на полках и подставках. Еще появится береза… и повешенный, раскачивающийся на ветке. Да мало ли что тут появится. И покажется, что разбирать все это — сизифов труд. Да, и Сизиф. Он тоже тут. В «Антологии ненаписанных текстов».

На самом деле, сам факт обращения к подобным невоплощенным замыслам крайне интересен. «Когда б вы знали, из какого сора…» Идеи часто приходят внезапно, а иной раз они еще и столь неясны, что зреют и вынашиваются автором годами. Побудить к писанию может неясный профиль, промелькнувший в окне автобуса, пустынная улица с незнакомыми домами, даже особый запах или звук. А уж сны… Многое фиксируется, откладывается на будущее. Не от всякой идеи рождается истинное начало письма — черновик. Иногда появляется и некая материальная поделка. Но собрать все это воедино, созвать людей, погрузившихся в прошлые задумки, уговорить их в одном месте и в одно время рассказать о них… Таковы оба фестиваля, посвященные Несбывшемуся, ненаписанным текстам.
Еще Грин тосковал по Несбывшемуся. Наверное, это свойственно людям нашей земли, где часто просто не разрешалось писать на определенные темы, где у потенциальных авторов иной раз не было средств и времени, чтобы реализовать неожиданную, непривычную обществу идею. Но если дали хотя бы рассказать, хотя бы проговорить ее перед единомышленниками… А уж появление книжки, где совершенно беззастенчиво представлены эти неясные, непрорисованные образы, всерьез, со всем уважением и без купюр — это просто пир!
Кстати, ведь существует же генетическая критика, где писательские рукописи и черновики рассматриваются не как подготовительный этап в создании произведения, а как некая «самостоятельная ценность». То есть изучается литература на стадии ее зарождения, когда еще возможны различные варианты, и текст не окаменел. Интересно, что Сергей Земляной в своей статье «Ненаписанное и его авторы» («Независимая газета» от 14 сентября 2000 года) отмечает, что феноменология ненаписанного пока еще не разработана философией культуры, и приводит строчки Осипа Мандельштама: «Я буквой был, был виноградной строчкой, // Я книгой был, которая вам снится».
Однажды на одной писательской конференции я делала доклад о неосуществленных проектах в науке и технике. И Дворец советов, и подземная машина субтеррина, и проект переброски северных и сибирских рек, и отечественные операционные системы… Тогда я прекрасно ощутила, какой мощью веет от всех этих замыслов, чертежей, технико-экономических обоснований. Словно ученые и инженеры перенесли на бумагу безоглядный азарт и абстрактную уверенность в своей правоте.
Тем не менее, что крайне отрадно, составители сборника подошли к текстам не со столь строгой и научной точки зрения. Они собрали их, предварив разумным и поэтичным предисловием Ольги Балла. Поэтому тексты приятно и интересно просто читать, додумывая, распространяя в окружающее пространство незавершенные заметки авторов. Тем более, там имеются такие фразы, такие образы, что читатель вполне может в собственном сознании выстроить воображаемый мир или законченное художественное произведение.
Чего стоит только повествование Дмитрия Григорьева, главным героем которого — со своим именем, семьей, судьбой и т. д. — стал… пистолет Вальтер Р 38. Вот, например, один из родственников: «О Фрице Вальтере ходят легенды. Это был поэт, только его гениальные стихи и поэмы представляли собой новые модели оружия. Правда, называл он их довольно банально. Модель плюс номер».
И что побудило Юлию Тишковскую придумать чудноватую героиню, которая из нашей серой, но довольно сытой действительности время от времени переносится в блокадный Ленинград, да еще таскает туда сумки с продуктами из современных супермаркетов?
А тут просто и не перескажешь своими словами. Свои слова бессильны, цитирую: «Например, хотела написать про десять мертвых старух в диване, начала, но как-то не получилось (…), придумала как-то дуроту про бабу-скраб Гретхен. Эта Гретхен изобрела много чего, например, золотые зубы, и рассказала об этом цыганкам…». Учтите, эту превосходную дуроту сочинила Мария Ботова.
Дуроту же (не подумайте ничего плохого, замечательное слово!), лучше скажем, ряд абсурдных ситуаций, представил Ефим Беренштейн в своих набросках романа. Там в самом начале стоит береза. Достаточно толстая. На суку — повешенная. А под березкой дети с учителем ходят, видимо, на экскурсии, мужички грибы собирают, где-то рядом пикничок… Сцены абсурда. Но ведь абсурда вокруг немало.
Михаил Вяткин занимается визуальной поэзией, и проект, выполненный некогда на, видимо, склеенных ватманских листах, изображавших трехмерное пространство, названный «стихами-лабиринтами», так и пропал при переезде. Там весьма продуманным образом наклеены были слова и фразы, причем они ходили по дорогам, проползали в дыры, располагались на площадках, делали перескоки, забирались в зоны. Что получалось, уже не вернешь. Но хоть вспомним: «Пожиратель игрушек джинсы нараспашку мыши и катушки», да еще «Ямщик не гони в мавзолей».
Александр Курбатов задумал тоже материальный, вроде бы и двумерный проект — литературную карту России. Подобные проекты есть в сети. Но у Курбатова интересны подробности, какая-то уютность и интимность. Там можно изменять масштаб и добираться не только до города, улицы, дома, но даже до подъезда и лестничной площадки. Ведь определенное место часто становится затравкой, началом произведения. Многое связано с местом. Интересно, что Курбатов представлял себе на подобной карте не широко известные, накрепко связанные с определенными географическими названиями (Гиляровский, Булгаков), а более близкие по времени и духу имена (Ирина Пивоварова. Валерий Левятов, Александр Иличевский).
Изучение своих «руин» — ранних стихов — Юрием Орлицким позволило познакомить читателей с такими запоминающимися строчками: «дождь — поцелуев пощечины окнам… в этом городе к каждой стене словно бабочки приколоты лица …я сбросил вас щелчком со спинки стула… вы живете стоклеточно …сосны, как волосы дыма…».
План и наброски романа Анны Голубковой структурно правильны. Все по пунктам. Но трагическое одиночество девушки, сидящей на полу перед световым квадратом, запоминается надолго.
Марина Батасова могла бы написать о воде. Вода — для человека тема странная и вечная. Батасова знает, что могла бы, ведь много лет она собирала ее для путеводителя по святым и минеральным источникам, колодцам, водопадам…
И «Осень в Харбине» Николая Звягинцева, и чудные придуманные в связи с этим текстом названия: страна Экзопотамия, а в ней разные удивительные топонимы: Хэйлунцзян, Муданьцзян, Вишакхапатнам, Ушуая, Котопакси — ну, просто, читать и читать. Есть в сборнике и венок сонетов о Сизифе, и фантастический детектив Ирины Котовой о Втором пришествии, и наброски романа Татьяны Риздвенко «Куклы», который был начат «с пьяной лихостью, но скоро забуксовал, сдулся» (а жаль, «вирус куклоделия», повсеместное увлечение созданием кукол, затем настоящее кукольное нашествие…).
Описать все разнообразие идей и в этом сборнике довольно сложно. Остановлюсь на наследии ушедшего поэта Вилли Мельникова. Это просто листки из блокнота и обрывки бумаги. Почерк сложный, не всегда можно разобрать. Вот, примерно так: «Потерпевший не мрет от укора / От сражения странных стран; / Изначальные два луидора / Выворачивают карман».
Это тоже был разгон. Разогнаться, и дальше, дальше!
Наталия Лазарева
Наталия Николаевна Лазарева — писатель. Родилась в Москве. Закончила Московский энергетический институт (факультет автоматики и вычислительной техники). Работала в КБ, НИИ, журналах «Знание — сила», «Техника молодежи», газетах «Деловой мир» и «Наука и бизнес», а позже — в компьютерной прессе, в газете CRN/RE (Компьютерный бизнес). Сотрудничает с НГ-Exlibris. Пишет рассказы, повести, романы в жанре научной фантастики и альтернативной истории. Печаталась в периодике. Автор пяти книг, в том числе «Протоцвил Шаповалова-Рейли» (издательство «Млечный путь», 2021 год).