Наталья Полякова — поэт вдумчивый, подмечающий нюансы и оттенки бытия там, где глаз простого обывателя, скорее всего, скользнёт мимо. Чувственная и чувствительная, эта поэзия тонка, откровенна и сокровенна. Читаешь и будто глядишь в открытую душу. Автор не боится своих чувств, не прячет их, он показывает собственную правду повседневности, личного быта, жизненного опыта и — своего сердца. Такая лирика рассчитана на взаимопонимание с читателем, как с близким другом, на доверительный разговор, который оставляет долгое послевкусие.
Яна-Мария Курмангалина
Наталья Полякова — поэт, главный редактор журнала «Лиterraтура». Родилась в городе Капустин Яр Астраханской обл. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Публиковалась в журналах «Урал», «Дружба Народов», «Знамя», «Новый берег», «Новая Юность», «Волга», «Интерпоэзия», «Октябрь», «Новый мир», «Лиterraтура», «Литературная гостиная», Prosodia, Homo Legens, «Плавучий мост», «Кольцо А», «Дети Ра» и др. Автор книг «Клюква слов» (СПб.: Любавич, Библиотека «Пиитер», 2011), «Сага о московском пешеходе» (М.: Арт-Хаус медиа, Библиотека журнала «Современная поэзия», 2012), «Радио скворешен» (М.: Воймега, 2016), «Легче воздуха» (М.: Лиterraтура, 2018). Лауреат премии «Начало» им. Риммы Казаковой, 2009г. Член Союза писателей Москвы, член Русского ПЕН-центра.
Наталья Полякова // О мужьях и кошках
***
«Мы однажды вырастем, но сейчас
Мы младенцы все для Него, невежды.
Если Бог всевидящ, Он видит нас —
Как мы есть — без маски и без одежды. —
Это ты сказал мне, включая газ,
Ставя чайник, глянув в окно погоду, —
Если Бог нас любит, Он любит нас
Без прикрас, причуд и глядит, как в воду».
«Это значит, у Бога так много глаз?» —
Пошутила я, перемыв посуду.
Каждой чашкой кухня глядела в нас.
А любовь была вообще повсюду.
***
Кто бы ты ни был: курильщик, ножей точильщик,
Чистильщик обуви, примуса починитель,
Сочинитель виршей, красильщик, трубач, давильщик —
Ты сам себе ученик, а также сам и учитель.
Потому что тропка твоя то в горку,
То с горы, а также по всем оврагам.
Выходи же скорей из дома, бросай каморку.
Скажи прощай городам и чумным баракам.
Житель планеты, пажитник, шамбала,
Доброе слово и случай тебе в подмогу.
Наступают такие дни, такие творят дела,
Что дорога к себе — это дорога к Богу.
***
— На каком глазу у тебя ресница?
— На левом.
— А нет, на правом.
В коридорах памяти запросто заблудиться.
Доверяй деревьям и только, травам,
Доверяй зверям, ещё можно птицам.
Прячешь руки. В руке синица.
— В левой синица?
— Синица в правой.
Переплывая лето, пользуйся переправой.
Время продолженное течет и длится.
На каком языке говорит пространство?
На русском? А нет, английском —
Незнакомом, далёком, каком-то близком.
Выбирая волю и вольтерьянство,
Смахни ресницу,
Пусти синицу.
***
Мир познается опытным путём:
Река, трава, суглинок, чернозём.
А то, что в нём от праздных глаз сокрыто,
Разрезав корку, в яблоке найдём,
Зелёно-жёлтом яблоке Магритта.
Не от того, что вечности нужны,
Мы так странны, в себя погружены.
Надень очки — мир обретает резко
Фактуру рампы, контуры стены
Четвертой, если верить Ионеско.
Откроешь ящик – что там? Пустота.
А был ли кот? А не было кота.
Траву скосили, речка обмелела.
Свет падает смородиной с куста.
И жизнь сладка, как яблоко. Созрела.
О мужьях и кошках
(педагогическая поэма)
Все имена вымышлены, все совпадения случайны.
«Ты очень наивная—
сказал мне приятель вчера, —
нельзя же всем верить!
Пора повзрослеть, мол.
Пора».
И мама однажды сказала:
«Ты мужа не воспитала!»
И ещё один человек
сказал, надевая пальто:
«Ни мужья, ни дети, ни даже кошки —
не слушается тебя никто».
И это была не шутка.
Он сказал это так —
без улыбки:
«В жизни твоей — бардак».
А я надраивала полы, собирала крошки.
Действительно —
ни мужья, ни дети, ни даже кошки.
А мир вокруг меня распадался, рушился,
разваливался на куски,
пока я мазала детским кремом
потрескавшиеся соски,
сушила трусы и пеленки,
варила супы и компоты.
Родные мои ребёнки
росли и взрослели.
«Кто ты? —
спрашивал бывший муж, —
Кем стала за эти годы?»
А я и сама не знала.
Стирала мужские носки,
по парам их разбирала.
А на ночь намазав соски,
быстро так засыпала.
И мне снилась жизнь моя —
как она есть —
из дерева и металла.
То есть липа
и то есть жесть.
И мама во сне повторяла:
«Ты мужа не воспитала…»
А я и не знала,
что надо было
сперва его воспитать,
чтоб потом без затей
жить-поживать,
спокойно детей рожать.
Вот и не было тыла.
А, может, тыл был,
но это он меня не простил?
Я-то его простила,
я всех прощала.
Как говорил другой мой хороший друг:
«Ты только взгляни вокруг!
Ты слишком ко всем добра.
Пора повзрослеть!
Определённо, сестренка, пора!
Все эти твои мужчины —
отборные подлецы.
Ну какие из них мужья?
Какие из них отцы?
Жулики, алкоголики, альфонсы и бл***ны.
В том, что случилось —
нету твоей вины!
Ты просто искала свет
и находила свет,
где света в помине нет».
Поэтому я однажды
решила пожить одна —
сделать в жизни своей уборку.
Вынести разный хлам,
а с ним
двадцать лет своих
на помойку:
вот этот пытался затащить меня в койку,
и этот пытался затащить меня в койку,
и этот пытался затащить меня в койку,
а у этого получилось.
И этот пытался затащить меня в койку,
и этот пытался затащить меня в койку,
и этот пытался затащить меня в койку,
и у этого получилось.
Я бегала от мужчин
не всегда успешно,
когда меня брали стремительно,
страстно, нежно,
окольными или прямо,
читая мне Мандельштама.
«Ты очень наивна», —
сказал мне приятель,
и был абсолютно прав!
Я очень наивна, романтик я,
кладоискатель
с этюдником,
атласом трав,
коробкой бумажных писем,
обвязанной туго бечёвкой
(сентиментальный хлам),
стеклянною мелочёвкой.
Я хотела каждым из них дышать!
А они — пить, врать, брать, изменять,
предавать, использовать, не ценить,
малолетнюю дочь сношать…
Прошлое не изменить —
выгорело, отпылало.
Не сложилось, мамочка, не воспитала.
Бывает.
Не надо меня винить.
