Роман Шишков — поэт помладше; наверное, этому поколению тоже придумали буквенный или цифровой код, чтобы удобнее прятать в картотеку; хотя не страшно, даже если напутают и его карточка попадёт в коробку к старшим и благодарно зачитанным; он ничем не хуже. Критика автора признала, и хорошо, а самое главное, ему есть о чем писать, он уже видит то, чего некоторые не заметят никогда. А что ещё надо? Кряхтят Блок и Сологуб, похоже, что согласны, но кто их замечает. Всё крошится, души высвобождаются из глиняных тел-свистулек. Ты тоже трескаешься, из тебя выходят братья, выходят сёстры. Испаряется из скорлупы старых телефонов дух несбывшихся разговоров. Настоящие святые падают из икон на бездорожье. Вот уже и белая зороастрийская собака провожает кого-то, спешит, у неё такая работа, защищать, всё будет хорошо.
Михаил Квадратов
Роман Шишков родился в Нижнем Новгороде, постоянный участник литературного объединения «Светлояр русской словесности». Учится в Литературном институте имени А. М. Горького. Публикация в журнале «Дружба народов». Автор книги стихов «Контур веток» (2019).
Роман Шишков // Знамёна цвета бежевой смелости
***
По вечерам тени детей собираются.
Заходящее солнце смолою очерчивает их чёрные силуэты.
Они берут в худые руки скрипки, мандолины.
Те, у кого руки посильнее, приподнимают виолончель.
Тени детей исполняют симфонию ветра.
Они призывают ветер в местность,
Напоминающую последний блокадный сухарь.
Они играют до тех пор, пока
не качнётся сухая ветка.
Постепенно янтарным потом тень покидает их.
С последним лучом соприкасается жест смычка.
Души детей, омытые апельсиновым ветром,
Прячут под ржавыми корнями деревьев свои инструменты
и возносятся.
Завтра вечером тени детей здесь соберутся.
***
След папоротника
у дерева в ладони.
Арап у родника
глаза свои омоет.
Он землю разрыхлит
и в ней найдёт орнамент
среди замшелых плит
под влажными корнями.
И в воздухе густом
качаясь, тень растенья
укажет за кустом
приметы запустенья:
Ключ, вржавленный в замок,
И в ветхом кресле призрак,
Свернувшийся в клубок –
Он временем пронизан.
Обшарпанный ДК
районного значенья.
След папоротника,
Что проткнут острой тенью.
***
В молчании устаревших моделей сотовых
(кто их так теперь называет?)
есть что-то зловещее.
Моторола, Самсунг, Нокиа
не могут изжить из себя
дух несбывшихся разговоров.
Забери их назад, седой китаец, чьей рукою они были сделаны.
Они такие старые, что ты, наверное, уже умер.
Пускай тебя похоронят среди ненужного пластика,
Как воина рядом со своим оружием.
Стихотворение, в котором пробегает белая собака
Последний букет полевых цветов, собранный тебе мною –
С этого начинается распад памяти на заученные фрагменты.
Из квадрата иконы выпал на бездорожье святой Пантелеймон,
Гладит руками, мягкими, как воск, головы,
В которых артериальным кустом проросла усталость.
Небытие откликнулось своей светлой стороной
на жизнь, разрушаемую в самых своих частицах.
Пока трещат на изломанном ветре знамёна цвета бежевой смелости,
Пока я понимаю тебя на твоём языке,
Пока белая собака спасает своим лаем спящую деревню –
Мне ничего не страшно.
Навсегда в этих полях отпечаталось жаркое твоё мальчишеское дыхание.
Навсегда взгляд мой отдан сияющему горизонту.
Святый великомучениче и целебниче Пантелеймоне!
У других кровь сухая, они ей посыпают дорожки.
Напои меня из выи своей потекшим молоком,
Чтобы я никогда не испытывал жажду.
***
В чёрных глазах луга
топот несбывшийся лошади.
Я ловлю летящую надо мной бесконечную прямую,
Творю из неё деревню – дома, иконы.
Всё нерукотворное выйдет ко мне само:
Сначала в дверь леса выстрелит человек,
Затем выбежит кровавый комок зайца,
Потом вылетит утка, покрытая нефтяной плёнкой,
На Великих озёрах выловит всю рыбу уставшая Смерть.
Всё придёт,
Кроме той лошади,
Задуманной Кем-то Другим.
Славе
Я выжидаю тебя
в ржавом зрачке браконьера.
Черпаю каской сырую воду,
Скопившуюся в цистернах с острыми проплешинами.
Без устали выслеживаю тебя,
Хороню утро и воспеваю прохладное солнце ночи.
Взорван завод. Ветшающие кирпичные домики
осунулись, тянутся ближе к земле.
На полу застыла густая кровь сталевара
в виде стрелки, указывающей время,
Через которое я продираюсь к тебе,
В котором стреляю в своих, братаюсь с врагами,
Иду по головам, отдаю контрабандистам
чёрное золото нашей нищей юности.
Всё это ради неподтверждённой информации о том,
Где тебя видели в последний раз.
В момент, когда наши взгляды встретятся, я пойму,
Что за пуля спрятана в сердце каждого полиамора.
***
в этот день несвернувшейся крови некому нас простить.
Анна Горенко
сегодня во́да я.
и глядя в воду
выискиваю братьев и сестёр.
где их косички где штанишки их?
где мой пугливый младший братик?
где брат пугающий старшой?
на берегу
считалку бормочу
кукума кукума
расходись скорее тьма.
со мной играет череп в безразличье
я трескаюсь и из меня выходят братья
крошусь и из меня смеясь выходят сёстры
и вопрошают где же где же он?
а я тихонько про себя смеюсь
вот глупые
вовеки не найдут.
***
Богомольная женщина
выронила евангелие
в пустоту между вагоном и станцией.
Поезд уехал,
и растерзанная книга
шелестела белыми крылами.
Так и Бог
трепыхается в нашей слепой зоне.
