Татьяна Перцева. Йойк. М., Русский Гулливер, 2020. (Скачать книгу из библиотеки)
Дебютную поэтическую книгу Татьяны Перцевой «Йойк» рецензировать легко и сложно одновременно. Многое из того, что рецензент мог бы самостоятельно понять и вычитать из стихов, любезно разъяснено самим поэтом в развёрнутом предуведомлении к читателю (грамотная авторефлексия, свидетельствующая, что поэт здесь действительно «сам свой высший суд») и в достаточно подробных примечаниях к стихотворениям. Так, Перцева на берегу подробно разъясняет значение загадочного названия книги. Слово «йойк» похоже на некое звукоподражание, в котором чудится нечто светлое, трогательное, нежное, детское, чистое, вроде писка растерянного котёнка. Оказывается, что йойк — это жанр «современной, городской, северной поэзии», «одна из древнейших форм североевропейского традиционного песнопения саамов Норвегии, Швеции, Финляндии, России и жителей Беломорья, похожее на полугорловое пение», его можно «подарить на праздник ребёнку или матери, спеть в виде приветствия коту, попросить прощения у цветка или признаться в любви дереву». Даётся и поэтичное определение: «йойк — это душа природы, переданная человеческим голосом».
В качестве типологических параметров йойка называются цикличность, уникальность, слияние исполнителя с йойком в момент его исполнения, особый ритм и созвучие слов, «„плавающее“ состояние образов, приводящее к совершенству нового языкового открытия». Метарефлексию над языком вообще и поэтическим языком в частности Перцева акцентирует, как одну из основных задач книги: «желание понять из чего же выстроен „дом бытия“ по Хайдеггеру, где поэты и мыслители выступают хранителями „приоткрытости“ в самом слове». Ещё одна задача имеет характер вполне традиционный, общепоэтический и терапевтический — обретение гармонии внутреннего и внешнего, глубинной личностной целокупности.
Плотная взаимосвязь и взаимозависимость певца и йойка в акте его исполнения связывает этот жанр с поэзией модернизма и авангарда, где слово озвученное мыслилось как непосредственное продолжение артикуляционного аппарата речевого субъекта, а слово написанное — как органическое продолжение пишущей его руки. Такое демиургическое единство творца и творения, подразумеваемое йойком, апелляция к первобытному и детскому, остранённому (по Шкловскому) взгляду, игровые компоненты поэтики — всё это позволяет определить поэзию Перцевой как модернистскую.
Подписано предисловие, кстати, нездорово популярным нынче словом «авторка». Хочется верить, что такое поименование восходит к звонкому игровому неологизму Юнны Мориц — «поэтка», а не к токсичному и поэтически беспомощному, на мой взгляд, современному феминистскому дискурсу. По крайней мере, в контексте стихов «авторка» интонационно звучит однозначно «по-морицевски», а не «по-васякински».
Таким образом, к чтению стихов читатель подходит вооруженным знанием о том, что есть йойк и с чем его поют. А рецензент — предупреждённым, что судить этот жанр надо по законам, которые в глубокой полумифологической скандинавской древности его и сформировали.
В соответствии с природой жанра ключевой и осевой для йойков Перцевой становится категория голоса. И это тоже вполне согласуется с эстетикой и практикой модернистской поэзии Серебряного века: «Мы только с голоса поймём, что там царапалось, боролось» (Осип Мандельштам), «Полдела — написать вещь, полдела — прочитать вещь» (Владимир Маяковский). О-звучивание здесь означает полноценное осуществление стихотворения, его полнокровное становление. Перцева «пишет с голоса» — со своего внутреннего голоса.
Причудливо сплетающие в себе постфольклорные и модернистские начала, эти стихи ощутимо погружены и в контекст современной поэзии. Об этом можно судить хотя бы по предпосланным некоторым из них эпиграфам (от которых мысль поэта отталкивается, как лодка от берега, чтобы дальше уйти в свободное плавание) из творчества Марата Багаутдинова (ижевского поэта, трагически погибшего в автокатастрофе на самом излёте прошлого года), Александра Кабанова, Олега Дозморова, Павла Лукьянова, Анны Русс, Вадима Месяца. Надо сказать, что с книгой Вадима Месяца (выступившего издателем «Йойка») «Норумбега», представляющей современное поэтическое прочтение древнескандинавских мифов и легенд, стихи Перцевой интонационно и стилистически роднит многое.
Имена современных поэтов присутствуют не только в эпиграфах, но и в примечаниях, из которых мы узнаём об активной культуртрегерской деятельности поэта, организующего в Хельсинки поэтические фестивали и чтения, о современной топонимике столицы Суоми и т.д.. Таким образом, мифологическое и метафизическое подключаются к актуальной сегодня геопоэтической повестке.
Ещё одно концептуальное для книги понятие — звук. Звукопись Перцевой достаточно изощрённа, изящна, но не нарочита, не режет глаз, представляя собой живое сцепление созвучий. В современной поэзии много неточных рифм, но в подавляющем большинстве случаев они знаменуют собой элементарное неумение стихотворца рифмовать. Здесь же неточная рифмовка используется, как осознанный приём, и это — греющая душу (и слух) редкость. «Плавающая» рифма во многих стихах становится органичной формой выражения «плавающего», становящегося, цитоплазматического образа, о котором шла речь в предисловии. Органика и естественность поэтической речи поддерживается и автобиографическим элементом — непосредственным восприятием ритмики северных сказов от бабушки.
Часто стихи Перцевой как бы растягиваются (вспомним размышление Блока), как одеяло на колышках ключевых образов-символов. Практически в каждом тексте есть «строчка-вспышка», освещающая внутреннее пространство стихотворения, дающая ключ к шифру.
В книге представлены как рифмованные стихи, так и нарративные верлибры. И первые — по своей плотности, суггестивности, «волокнистости», телесности поэтической фактуры, на мой взгляд, обладают большей глубиной дыхания, большим потенциалом эмоционального воздействия, потенциалом со-переживания и большим зарядом словесной энергии, нежели вторые. Таково открывающее книгу и, пожалуй, самое сильное, магичное и мифопоэтичное в ней стихотворение «рождественская сказка», по характеру нежности, выраженной в нём, интуитивно «срифмовавшееся» у меня с «Военно-морской любовью» Маяковского:
Светятся дымкой фонарики,
шаткие хрупкие в Хельсинки,
падают светлые шарики
на ледяные ступеньки.
Машут еловые деточки
ветками зеленоглазыми,
ночь разделили на клеточки
окна домишек, алмазами
снежные слёзы укутали
ямки, площадки и горочки,
в городе тропки запутали
и разбросали осколочки
маленькие проказники,
взявшие круглое зеркальце,
в Хельсинки ёлки и праздники,
оледенелое сердце
ровно стучит минутками
точное время сумерек,
не прекращается сутками
боль запоздалая, имярек,
выйди из круга светлого
и освяти помалу,
пусть будет лету летово,
ну, а зимой — к началу.
«Йойк» хорошо выстроен композиционно. Книга содержит четыре раздела, отсылающих к «образу шапки четырёх ветров» и озаглавленных на финском, шведском и латыни: «JOULUSADE» («Рождественские осадки»), «KULTTUURIRATIKKA» («Трамвай культуры»), «JAG ÄR FRI» («Я свободен»), «AURORA BOREALIS» («Северное сияние»). На фоне такой иноязычной «подсветки» русский язык стихов становится ещё более наглядным и объёмным в художественном и смысловом отношении. При этом финальная часть представляет собой опыт автоперевода, делая полифоническую завязь многоязычия, разных языковых просодий ещё более тугой и объёмной.
Несколько стихов в книге посвящены кино. Актуализация кинотематики выглядит не случайной — поэтическому методу Перцевой свойственна «операторская» работа со словами, кадрирование, монтаж, приближение-отдаление картинки и другие приёмы киноискусства.
В определённом смысле книга Татьяны Перцевой представляет собой рискованный, смелый и отнюдь не лабораторный эксперимент по глобальному обновлению и отстройке внутреннего зрения. Выраженное в йойках Перцевой мироощущение и мировидение можно определить как «наивное». Однако эта наивность не имеет ничего общего с инфантилизмом, это наивность адамическая, наивность первозрения с его «прекрасной ясностью». Поэт старается смотреть на предметы реальности «голыми глазами», так, словно видит их впервые. Поэзия здесь понимается в духе определения, которое дал ей однажды тот же Маяковский — «каждый день по-новому любимое слово». А натурфилософское ощущение одухотворенности природы реальности приводит на память стихотворение Пастернака «В больнице»: «Ты держишь меня, как изделье, и прячешь, как перстень, в футляр». Лирическая героиня Перцевой умеет жить и радоваться, неся в себе незаёмную и глубинную горечь тленности и хрупкости красоты. Это миропонимание зрелого человека, «переоткрывшего» в себе ребёнка — по Мандельштаму — «только детские книги читать, только детские думы лелеять». Но «лелеет» здесь «детские думы» взрослый человек со своей оптикой. В этом смысле очень хорошо, что Татьяна Перцева не стала торопиться с дебютной книгой, позволив отточиться ракурсу и «настояться» голосу. Поэтому стихи и выполняют успешно своё воскрешающее предназначение: «из глубокой печали восстать». В финале предисловия Татьяна Перцева признаётся, что книга «Йойк» поспособствовала обретению ей мудрости нового порядка. Мудрость эта открыта навстречу внимательному зрению и слуху, и читатель может запросто приобщиться к ней, открыв эту книгу, и принять участие в азартном, хоть и ментально затратном мероприятии по освоению-одомашниванию распахнутого навстречу поэту мира, его кардинальной ассимиляции:
Совсем недавно выпал первый снег,
точнее утром, в шесть часов, в субботу,
по снегу первому шёл первый человек,
которому в четыре на работу.
<….>
В субботу утром выпал первый снег,
никто от счастья по нему не бегал,
по снегу шёл уставший человек,
не замечая выпавшего снега.
Константин Комаров
Константин Комаров. Родился в 1988 году в Свердловске. Поэт, литературный критик, литературовед. Выпускник филологического факультета Уральского федерального университета им. Б.Н. Ельцина. Кандидат филологических наук. Автор литературно-критических статей в журналах «Новый мир», «Урал», «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь», «Нева» и др. Лауреат премии журналов «Урал» (2010), «Нева» (2016), «Вопросы литературы (2017). Стихи публиковались в журналах «Звезда», «Урал», «Гвидеон», «Нева», «Дети Ра», «Новая Юность», «Волга», «Сибирские огни», «Бельские просторы», «День и ночь», «Вещь», различных сборниках и альманахах и др. Автор нескольких книг стихов и литературно-критического сборника «Быть при тексте». Член Союза российских писателей. Живёт и работает в Екатеринбурге.
